Кикимора на дачах - Сказка о возможном

[Лабиринт сказок]

А у нас внезапно сказка )) С праздниками всех, кто еще не отписался ))

Название: Кикимора на дачах
Автор: Сусуватари



Часть первая: Про кикимору и ее времена ранние, приятственные

Оригинальное, имеющее очень отдаленные связи с реальностью, повествование.

На веранде дачного домика зимнее солнышко прогрело сквозь стекла полы - тут кикимора даже шевельнулась. Но глаз все равно не раскрыла. Солнца она не любила, разве что на закате - но до него еще было время, а пока можно дремать, вспоминать, саму себя хвалить.

Вспоминать сладко, воспоминания бодрят, как медвяная роса, что бывает на листочках как падевый мед: кикимора тогда чувствует себя большой,важной, называет себя достохвальной и другими длинными торжественными словами. Может и сплясать для себя, поглядывая в отражения.

Воспоминания, как отражения, она любит, хоть и не все. Если окошко, в котором отражается кикимора, пыльное, помутневшее, то кикимора себе там нравится. В глубоком пыльном облаке, в темноватой глубине, кикимора видит себя гладкой, большеглазой, если в перья нарядится - то будто пава, а в меху - пушистей лисьего хвоста. В своей памяти она любовно сложила и перебирает самое сладкое и приятное. Про себя справную молодую, еще безымянную, про жизнь болотную привольную...

Хорошо было на болоте. Речка да ручьи, гривки-пригорки с елками да осинками. черничники и заросли папоротника, а пониже, но не где быстрое течение - просто топкие уголки, лужайки мокрые, а еще есть трясинка. Мох растет разный - один стелется по стволам - пышный, листовидный, одевает будто бархатом; другой тянется плоскими пластинками, а то и ниточками, а еще есть совсем особый - белесый, седой и запасливый на воду. Затягивает песочек да камни мох, накапливает в себе и под собой водицу, водица та мертвая: кислая, терпкая, холодная - никому не под силу ей напиться. Только безымянная кикимора радуется такой водице: значит, будет она прыгать да качаться на тонкой моховой покрышке над водой мертвой, будет ей пыльца с осок высоких и крохотных на прокорм, да ножки комариные. станет она пустые скорлупки от яиц птичьих таскать да медовую падь в них собирать. Сытно жить на болоте - ходи в длинных сумерках да летней ночью, там подкормись, тут пошебурши для развлечения, а к рассвету можно на любой кочке спать устроиться, да комаров с бабочками полавливать, еще мухоту всякую. Тгда приладилась кикимора, безвидная и безымянная, из прядей мха крутить динные косы стараться из листьев осоки себе забаву да украшения делать. Потому что всегда за летом осень, а после долгой осенней печали - глубокая зимняя тоска: все кругом хрупкое, такое безвкусное - одна клюква и то если есть, кислая до боли. Звери пробегают, которых кикимора стронится, уж очень они сильны , птицы налетают, слишком для нее быстрые да малочисленные. Так приходится зимовать да лета ждать на том жире и воспоминаниях, что с лета запасла. А так вроде запас больше - пряди мха, косы травы, еще выложить скорлупочки, может, перышек набрать - для приятных воспоминаний, чтоб проще во сне перебирать: как птицу напугала, куснув за шею внезапно; как напилась крови лосиной, впившись ему в губы, когда лось по клюкву пришел на болото зимой, как хохотала, отвадив бобров, вздумавших запруду на ручье делать да озерцо творить для себя. Нет, не даст поднимать воды в болоте кикимора, не позволит утопить ее болотные угодия!

Солнышко то греет, то еле пригревает. а то и вовсе холод да темень, но кикимора болотная все одно - бродит, шуршит, голоса чужие слушает, с травы пыльцу да медвяную росу собирает, кормится. Стали появляться не звери двуногие на ее болоте. Поначалу ей забавно было - то какую штуку у них вытащить, то закружить в топь завести, чтоб подробно уж на мертвом все-все рассмотреть - тряпочки, ленточки, цветные швы на одежке, а то бусы. С бусами совсем непонятно - как ягоды, а не едятся! Кикимора так увлеклась, что в окнах болотных принялась себя разглядывать - куда бусы применить, на что ленточки да тряпочки навесить? Оказывается, чтоб больше ленточек навертеть можно, хорошо рожки пристроить на голове. И глаза бы отрастить побольше...Стала кикимора облик принимать, чтоб было за него себя хвалить. Все новое, что удается заполучить, сразу к себе прилаживает - и хвалит себя: мол краса и добытчица. Однако, ленточек да бус прибыло, а клюквы и травы - убыло Не понравилось это кикиморе, стала она решительно с болота охотников до ягоды и травы гнать: то криком гонит, а то просто - топь раскроет, тонкими руками за ногу схватит - и ау. Пришли - тут и оставайтесь, развлекайте меня, а уносить ничего не позволю, дескать.

Сырое лето, и еще сырое, и зимы холодные долгие - болотца слились в большое болото стало безлюднее. Осталось кикиморе только то, что утащила, да прежнее болотное изобилие вернулось. В покое внимательно рассматривает кикимора, примеряет разные облики, сравнивает - сколько где тряпочек, как что прикреплено, из чего тряпочки состоят, да что у пояса.. с поясом вообще беда - никак не прилаживается на ней. Все пояски, что нашла. растрепала - а не придумала, как с ними быть. Нейдут на кикимору пояски!



Часть вторая: Про кикимору и нашествие люди двуногой, дачной.


Ушло солнце. снова захолодало - и воспоминания у кикиморы стали медленней и злей.
Злиться было, на что: в холод и в дожди все чаще набегали на болото двуногие. копошились круче бобров, рыли в песочке, катали камни, рушили ели - и вскоре ушло болото, остались мелкие мокрые местечки. Вроде и больше стало травы-осоки, ягоды малины вдруг прибыло, да собирать не успевает кикимора. Весь день шастает людь двуногая, трясет пыльцу с осок да камыша, зря еда пропадает, не собрать пыльцу мокрую, потекшую; нет сонной одури - висит гул от слов странных, похожих на заклятия:"Тудыть-растудыть, твою ж!.. леший дери!.." и еще разное, коротко и жутко звучащее. Над людью вьются комары да мухи, а все лишь видит жирную добычу кикимора, да не ухватить ее. Нет, чтоб, как на плавно кормящемся лосе - облепили плотной толпой шкуру и сваливались потом, сытые, полные крови, комарихи, неспешно пытались на кладку лететь к мелкой луже теплой, вот тогда хватай еду сытную, подбирай кровушку - а нынче комары все носятся с воем-стоном пред смертью неминучей, мечутся да уворачиваются от метких шлепков ладонями. Мухи тоже - появились с людью большие, блестящие да жирные, но так просто не даются, на капли росянкиных листьев не приманиваются - пируют на потных лбах, да на кусках, что людь оставляет.

Роют по болоту и гривкам канавы длинные, глубокие - глубже русел ключей и речек; тащут всякое дерево, передвигают пески да камни - вместо редколесий и чащи прямые пути появились. Страшно кикиморе, голодно - плачет она на закате, бранится на рассвете, всеми своими проклятиями лесными бросается - про дерево которое придавит, про яму, какая ногу сломает, про всякое, что поберет растревоживших болото, изводящих топь родную. Зато днями рядом таится, дремлет да подслушивает-подглядывает: что людь ест? Может, и ей того самого надобно? Ночью вперегонки с лесными мышами да ежами шуршит в узелках да в котомках - хоть крошек распробовать, а то утянуть да вдумчиво изучать.

Появились травы неведомые - злые, одна на вид мягкая, с листом широким и по низу каждый лист в иглах прозрачных, а в тех иглах вода едучая - раз кикимора лизнула каплю, думала, вдруг сладко? - а потом плакала, плакала... другие травы были горькие, а некие вполне себе приятны - сыпят пыльцу щедро, угощают-кланяются - ими кикимора довольна. Новые травы стоят вдоль запустелых песчаных залысин густо - хорошо там прыгать да шуршать, наедаться в срок.

А потом да не вдруг, новые перемены начались: стало пробегать чудище дымное жаркое как пожар. но лес не жгло; на осушенных островках быстро выросли деревянные коробочки, с острыми крышками, а в них стали оставаться жильцы, запахло яблоками в сахаре, баранками на молоке и прочей снедью душистой - не чета пыльце с рогоза. И вслед за сметливыми лесными мышами и крысами кикимора сообразила - а не пойти ли в подпол в жилье к люди?

В жилье под полом будто вечные сумерки - кикимора поначалу даже про сон-отдых забыла: принялась обустраивать место все оббежала, обстучала, поскребла. Смешно кикиморе: у людей часть ног сменная, не то, что у нее - хочет в пушистых ходит, хочет - в оперенных, а то корешком смотрится - а эти двуногие то шкуру с себя снимают, то копыта роняют: поди, больно им глупым? На косы позавидовала,стала свои отращивать. Увидела кошек - позарилась и на хвост. Бусы и брошки одобрила - и себе спроворила из блестящих жучиных крыльев, из переливчатых мушиных брюшек - потом выкладывала рядами, сравнивала человечьи украшения и свои - у нее, ясное дело, лучше. Поглядит на человечье хозяйство, утомится за ночь, подкрепится осыпавшимся с бубликов маком да оставленным для домового молоком(Ха! Не зазвали из прежней избы домового, а она, кикимора - тут всегда!) - и свои тихие песни поет. Сядет на освещенное луной пятнышко. да лирически перескажет про все свои переживания: про красивого паука, который не дался съесть в подполе, сбежал проказник; про мышь, с которой мак с бублика делили; про тоску о медвяной росе и жизнь привольную в безвидности...

Летом теперь кикимора живет "с дачниками" - такие слова людь использует. Окрепла, подросла на масляных крошках, на мухах, что летели на варенье, напробовалась и молока, и сливок - даже про сметану слышала. Нарядилась как она себе объясняла, "как городская" - не в травяную рогожку, не в кусок коры да лыко - в настоящий лоскут ситцевый, да тесемок оторвала, и даже ленточка есть. Жила лето портниха на даче - так кикимора все перенимала как лоскуты соединять, как красивые пышные складки делать, как прилаживать ленточки да кружева. Иголки да булавки кикимора катала, катала ночью, тыкала в лоскуты - но что-то так, как у портнихи, не сложились тряпочки в красивое, на цветок лазоревый похожее, пышное и в оборочках. И опять с поясами промашка: как ни начинает их ладить кикимора, все то налобное что-то выходит, а то сразу вся заворачивается - велико для пояса, наверное.

Особенно обидно кикиморе, когда мелких привозит людь на лето - сколько от них шума, всюду шастают, того гляди - найдут! Пыль столбом поднимают, всю траву обтрясут-истопчут... одна радость - сладких крошек от иных перепадает. А то присмотрится да прикинется кикимора - да будто одна из них, шумит-гоняется,бросается штуками разными, дразнится. Подкрадывается, щекочет - те и надрываются до посинения, орут-хохочут...авось, сгинут из дому.

Предутренних холод пробирает кикимору, потому возможно, в зимний рассвет приходит ей на память самая большая печаль: как над дачами колокол гудит, голову ей мутит, как серебряной водой ее пытались гнать - чуть жива осталась,в почти что последнем болотце коричневой кислой мертвой водицей лечилась, как смеялись над ней - когда кикимора пыталась на зорьке плетение кружев превзойти.

И так холодом пробирает кикимору, что будто ясней ясного видит: как сейчас все едкие капли серебряной воды, капающие ей на рожки, чует; как ее тельце горбатенькое корчится от людского смеха да зубоскальства - людь ее кружева нашла, путанкой обзывает, друг перед дружкой трясет, насмехается; как стали мебель новую с плотными стенками да дверцами на злых замках ставить, да полы чисто мести, сразу все из дачи уносить... обидно было, горько да голодно. С тоски чуть было не подалась кикимора искать иного места. Холод превращает воду в рвущие тела иглы; пищат-плачут рядом, чихают, сопят мыши в норе; тихо стонет мертвое дерево, подвывают еще не вымерзшие кусты, сухо шепчет осыпающийся с елей снег. Еще несколько минут стискивающего смертной тоской мороза - а потом будет легче и не все умрут. Кикимора - точно выживет. И она погружается в ледяную дрему, пока не заиграет солнце



Часть третья: Сватовство к кикиморе и новые времена

Славная медленная весна со снежными комариками, да суетой лягушек у запруд сменялась мокрым или сухим летом, все торопливо наедалось, размножалось и запасало жирок на грядущие смертные холода. Кикимора тоже, как все, лето проводила в трудах: подслушивала, подглядывала, тащила и подбирала, кушала всего понемногу, но почаще, даже днем приладилась в тени собирать еду. До того стала шустра, что с попутным ветерком успевала проведывать целый ряд домов вдоль канавы с мутным ручьем - где в доме самовар ставили и сахар не прибрали-прикрыли - там пожива ей; кто уронил в щель пола пуговку блестящую - ей украшеньице и подарок; а то вдруг дачники с кошкой приехали - так поиграть-побегать есть с кем. А в ночь - перебежит кикимора через людскую нахоженную дорогу, отдышится - и по новому порядку домов обход учиняет. С толком, неспешно хоть ночь летняя коротка и дачники да прислуга бывают шебутные, неспящие.

Именно в одной из новых дач случилось с кикиморой целое любовное приключение(она приладилась подслушивать разговоры барынь про книжки и у кухарок да горничных - об ухажерах и крепко запомнила слова "амур, любовь, любовник" - должно быть очень приятно, вроде крошек и капель крема от пирожных городских). Кикимора была удивлена, что на участке, огороженом больше для вида, тонким штакетником, обнаружилась настоящая мощеная дорога, крыльцо не было щелястым и не скрипело. а в доме была самая настоящая печь и плита - с кухней! Первым делом, конечно, наведалась кикимора вниз - что насчет погреба? А не было погреба, кто ж умный на болоте погреб строит? Слишком легко болотная мертвая водица просочится и все-все кикиморушке достанется - а люди жадные, не отдадут. От дома пахло скипидаром, сытным достатком и росным ладаном - в общем. противно, так что кикимора покрутила длинным острым носом. и рядышком учуяла нечто куда более привлекательное - землянка - не землянка, а вроде низенького домика, стенки из бревешков, а снаружи дерном с живой травой укрыты - прохладно там и приятно молоком пахнет... Кикимора туда просочилась невидимой, разглядела полки внутри да кадочку, а еще корзины на полках да свертки - и пошла проверять-хозяйничать: что положено? годно ли ей в еду? Отметила особ: пришла раньше мышей, крысы тоже пока ходов не натворили помета звериного на полках нет. Какая на молодец - всех обошла!

Именно в этот момент своего торжества ощутила кикимора, что ее некто уверенной рукой(!) хватает за ножки и повыше. Взвизгнула с перепугу кикимора,спихнула для защиты своей персоны какой-то короб с полки - пришибить нападающего. Поскакала на четвереньках в самый угол полки, спиной в корзину с репой уперлась, справа - вроде свекла. Можно бросать, отбиваться. А по верхней полке вроде шорох раздался и прямо перед глазами кикиморы с верхней над ней полки стала свешиваться то ли голова лохматая, то ли веник из тонких веточек, а может, еще что неведомое. В венике показались круглые, как у кикиморы, темные блестящие глаза, а потом вроде рот зашевелился и услышала кикимора следующее:
- Слышь, тварь болотная, ты прибираться умеешь? За меня пойдешь?
Кикимора так глаза свои на тонких стебельках, блестящие да зоркие и выпучила: замуж зовут! Может, платок и пряник подарят?
- А ты кто есть? - церемонно ответствовала она, - каков есть, покажись весь! Да велика ли усадьба - может, вся за одним веником поместилася?
- Хозяйственная, к добру, - ухнул неведомый ухажер и. наверное, от особенного старания соблюсти все церемонии медленно сделался невидимым. Кикимора сначвл тоже захотела стать невидимой, а потом вскинула нос острый, поправила косу свою густую, всю в нарядных ниточках-ленточках да с листочками, погремела бусами - пусть смотрит-любуется, на ее красу завидует.

Жених показался весь, но сильно хорошего впечатления не произвел: большой мохнатый ком с глазами, а по низу вроде старые стоптанные валенки точат - ноги, стало быть, с копытцами прячет чтоб не стучали сильно, догадалась кикимора. И снова собой загордилась - она ног не прятала - мастерски глаза отводила. А то, оказывается, не всем доступно.
- Домовой я, - ухнул басовито жених, - пошли. хозяйство покажу. И повел с особого хода, в котором ладаном да скипидаром не пахло. Ловко - свой особенный ход иметь, вместе с кошкой ходить !
В отличие от жениха, все норовившего то талию у кикиморы найти, то длину хвоста измерить, то к рогам приценивавшемся, хозяйство кикиморе сразу приглянулось - большое предметов много, блестящего - не наглядеться, а еще кухарка нежадная:есть блюдечко с молоком для кошки. есть блюдце для домового отдельно, и все-все крошки сметает под печь - и искать не надо! Однако ж что-то про подарки жених помалкивал, а все теснил в угол. Кикимора вывернулась, стала расспрашивать про приборку, про то, давно ль с этими хозяевами жизнь, часто ли квартиры меняют - и обзавидовалась, прознав про покойную жизнь в доме уж почитай, двести лет.
- Печи чинят часто, - обмолвился домовой, - вещи трясут, мышеловки ставят - только успевай уворачиваться. Но корм есть всегда, особенно в праздники.
Кикимора раскинула так и сяк все резоны - и решила что спешить - всех лягушек насмешить. Хотя лягушки как раз в этом деле торопыги.
- Коли не шутишь, положено сначала свататься, потом помолвиться, а уж после - свадьба. Я в невестах пока похожу
- А прибираться?! - возопил домовой так, что в доме стекла звякнули. На улице испуганно затявкала собачонка.
- Само собой - будешь показывать мне, как прибираться надлежит, дом к свадьбе готовь, да про гостей на свадьбу не забудь, - ловко отбрила кикимора домового. И, хохоча, убежала прочь - из кокетства. Так бежала,не разбирая дороги, что едва остановилась у речки, через текучую воду без моста ей пути не было, заневолю пришлось остановиться и подумать. Ишь, какой: сразу ему соглашаться!

Все-таки был в предложении домового подвох, только кикимора не могла сразу обнаружить - в чем и велик ли убыток с того? Сначала она, сидя у воды и бросая елкины иголки в убегающую струю, вспоминала, строил ли домовик ей рожи, чтоб через то отменить какие обещания? Рож вспомнить не удалось, так как кроме мохнатости и больших глаз ничего не было видно. Потом она тщательно перебрала в памяти слова, и подозрения ее стали более определенными: ни разу за все разговоры домовой не применил ни единой фразы про "небесную красоту", "незабвенный образ", "страсть неутолимую", а слова "любовь" даже не подразумевалось. Кикимора тут призадумалась, а потом решительно встала и отправилась в дачу, что снимали какие-то исключительно занятые любовью жильцы: у них вечно толклось много народу, всюду были стаканы с чаем, рюмки, огрызки бутербродов и вечно громкими голосами говорили про чувства - с любовью там обстояло просто роскошно.


Часть четвертая: Любовь, любовь, любовь! Эти три разных понятия...(с)

Дача, на которую направилась кикимора после своего приключения со сватовством, была ею присмотрена на пикниках. Пикник - такое дачное занятие, когда двуногой люди отчего-то обязательно надо еду тащить к речке или пруду, садиться неудобно, но обязательно, чтоб притом приодетыми в новое-нарядное и еще там много разговоров. Больше бывает только на представлениях - но там как раз без еды, разве что "публика попроще" забудется и семечки вытащит грызть. На пикниках же, где иной раз засиживаются до заката, кикимора распробовала много приятного для себя и особенно пристрастилась к пирогам да пирожкам.

С точки зрения кикиморы, самое откровенное признание в любви и желании видеть кого-то рядом в пирогах и заключается. Семена злаков, дрожжи, - почитай, те же, что все лето живут на кожице яблок да прочей лесной ягоде, да к ним жир да прочая снедь в начинке - они и порознь едомы, но то была бы горьковатая, или пресная, или кислая еда, а когда делают пирог... вот тут получается нечто незабываемое и великолепное, что кикимора уважала, и в домах, где пекли пироги, бывала часто и вела себя с деликатностью, чтоб пироги не спугнуть. А то однажды не остереглась, показалась, когда пирог уж почти готов был, села на лавку в ожидании, что вот-вот пирог резать станут, и мало крику - из-за перепугу про пирог людь не вспомнила, носилась да углы крестила, какой-то водой обливалась, а пирог сгорел в уголья. Обидно... даже начинки попробовать не осталось. А угольки все выбросили - так они горькие, не еда. Слишком волнуется людь, видя красу кикиморы. Поэтому скрывается, но ради пирогов все же заглядывает. Потому пирог — это нежный жар, проникающий в тело с каждым кусочком, мягкая обволакивающая нежность масла и пористого правильно пропеченного теста; тихий сладчайший хруст ломающейся корочки на пироге, румяной и блистающей самыми аппетитными красками; и начинки! Столь разные, все до единой - сытные и приводящие в экстаз сладостью, или мясным вкусом, либо разжигающие любопытство и азарт грибочки да капуста. Воистину, лучшее, что есть в любви человеческой из всего, что видела кикимора на пикниках - теплые еще пироги да пирожки.

Знакомая дача была почти безлюдна - хозяйка была у себя и раскладывала наряды, прикладывала к себе, бросала, вытаскивала новые тряпицы и что-то бормотала прерывающимся голосом, взглядывая в мятую бумажку:
— Ваша любовь трогает меня, но я не могу отвечать взаимностью, вот и все.
Она делает странный жест пустой рукой, будто просит что-то и говорит "Одолжайтесь", затем фыркает и снова прикладывает к себе тряпочку или на голову что-то, смотрится в зеркало. Кикимора жадно таращится на всякие блестящие штучки и матерчатые цветы, на ряды мелких пуговок, но, сообразив, что раз хозяйка одна, про любовь увидеть тут ничего не получится ("вот и все" - уже сказано, что ж попусту ждать), отправляется посмотреть, не в летней ли кухне кухарка с горничной? И ведь угадала - хотя и не вполне.

Хорошо приходить, когда кухарка уж по второй чашке чаю выкушает, на третью решается и чуть задремывает. Тут самое то - крошки от пряников и кренделя пробовать , сахар стянуть, а то и чай со сливочками перепасть может. Опять же, как кухарка с горничной чаю отопьют, так непременно будут рассказывать про любовь ,- что про соседей слышали, у кого с кем, что припомнится, а горничная еще и книжки пересказывает. Кухарка ахает, меняется в лице, когда про роковые страсти и решения лишить себя жизни горничная рассказывает, но слушает про "незабвенную единственную в жизни любовь" всякий раз долго и разинув рот. Но сейчас обе в страшных хлопотах - кухарка торопливо осаживает тесто в квашне, горничная суетливо мешает на горячей сковороде капусту, скворчит все в масле, тянет грибами - похоже, еще до заката будут пироги в доме. Кикимора решается: сначала откушает чем-нибудь в канавке что найдет, а уж потом отправится выжидать пирогов в комнату к хозяйке, где про любовь на бумажке слова.

Пока кормилась кикимора, пожаловал гость, и хозяйка, даже не распорядившись насчет чая, кинулась с ним внезапно при свете дня про любовь по бумажкам рассуждать.
— Что? — говорит гость, с неудовольствием оглядываясь по сторонам и возвращаясь глазами к пустому столику, без намека на чай.
— Я еще раз хочу вам сказать. Мне хочется поговорить... — удивительно невнятно, против обычного "Глафи-ира! Чаю подавай!", бормочет хозяйка, а потом внезапно резко и зло продолжает, — Я не люблю своего отца... но к вам лежит мое сердце. Почему-то я всею душой чувствую, что вы мне близки...Помогите же мне, помогите, а то я сделаю глупость, я насмеюсь над своею жизнью, испорчу ее...(Кто не догадался - из диалога Дорна и Нины Заречной - прим. авт.)
Тут гость натурально, пугается, взмахивает руками и отшатывается. Кикимора с ним совершенно согласна: коли не любишь, так съешь постылого или прочь уйди, а говорить про нелюбовь - на себя накликать. А вдруг явится?
— Не могу дольше... — томно, как курица, призывающая цыплят, тянет хозяйка, и, явно не давая отозваться гостю на свои слова, поспешно выпаливает, — Я страдаю. Никто, никто не знает моих страданий!(тут она хватает за лацканы пиджака гостя, встряхивает его и завершает) Я люблю Константина.
Гость морщится, пытается убрать хозяйкины руки от своей одежды и бормочет сконфуженно:
— Как все нервны! Как все нервны! И сколько любви... О, колдовское озеро!
И тут же, бех паузы, злобно, как жеребец, фыркает и говорит совсем иным, тонким и капризным ноющим голосом:
— Матушка Анна Андревна! Возьмите себя в руки! У нас премьера через два часа, а вы роль, душа моя, ни в зуб ногой, от бумажки оторваться не можете. Непорядок-с!
И он снова дергается, стараясь освободиться из крепкого захвата. Хозяйка смеется тихим смехом, от которого вся мелко трясется. В глазах ее азартный блеск и смотрит она на гостя(насколько может со своего места разглядеть кикимора) с тем выражением, каким кошка целится на мышь.
— Я зову вас, целую землю, по которой вы ходили; куда бы я ни смотрел, всюду мне представляется ваше лицо… — с придыханием произносит она, а потом смеется громко и говорит совсем иным тоном, — что ж, давайте дальше репетировать.
Все существо кикиморы охвачено сомнениями и избыток впечатлений мешает разобраться: что ж это было?

Перебазировавшись к кусту сирени, откуда было прекрасно видно все, происходящее на летней кухне, чтоб пирогов не упустить пробовать и наесться, кикимора принялась раскладывать в уме все, что узнала про любовь.

Любовь, при которой сватаются, дарят пряник и платочек(как в рассказах кухарки) - это понятно и смутно одобряемо. Про "взамуж" - вопрос неясный, но это подождет.

Про ту любовь, когда(если верить книжкам, которые читала горничная) говорится много слов, лицо покрывает смертельная бледность, в руках "агромадный левольверт" хорошо слушать, поедая корочку от бутерброда хотя бы.

Про ту любовь,смешанную с еще всяким-разным, да еще когда смотрят и говорят с эдаким блеском, азартом — и хотелось слушать больше, и было боязно. Чувствовалось, что "больше" будет во всех отношениях, как бы потом не загрустить! А все-таки... И кикимора встрепенулась, навострила глаза и слух - что с пирогами? Все-таки любовь и пироги лучше сочетать, — решила кикимора.

И тут зашебуршала в траве мышь, вышла, с видом сонным и измученным, протянула кусочек старого лыка - записочку от домового. Домовой писать не умел - он слюнки свои оставил, именно они и повторили, обсыхая на лыке:
— Извольте срочно согласие дать. Мести дом пора.
Ни крошки пряничной, ни лоскутка в подарок, ни слова ласкового. Не запряг, а уж понукает! Рассердилась на то кикимора. И еще мышь домовую, рабу домового, пожалела. Сняла с нее заговор, освободила и пустила ее пастись в травку — для такой, как она. древней кикиморы, этот заговор щелкнуть проще ореха. Ну, женишок любезный, все сомнения кикиморушки разрешил сам. Найдет она, кому мести пол у тебя, неочесливый ты мужик!


Часть пятая: Приятный вечер.



Кикимора настолько сосредоточилась на пирогах, что совершенно забыла про хозяйку дачи, про гостя и разговоры с поминаниями любви. Набиравшиеся тепла, масла и сладости, пироги буквально способствовали перемене мировоззрения кикиморы. Ведь какая была у нее прежде повадка насчет еды: терпеливо ждать, отслеживать, в крайности напасть и сгубить кого-нибудь. Или хоть прикинуться острым обломком и кровь живую пустить. Голодная вольная жизнь. Таись, прячься, чтоб кто посильней не съел. Наедайся, пока можешь... на красоту, бусинки да фасоны ничуть никаких возможностей нет. С людьми жизнь сытная, они каждый день на даче стряпают, на стол накрывают, каждый день кикиморе угощение. Может, в домовухи податься?

Вольное житье хорошо. На болоте да в низине она от корней своя, от воды, от песочка и всякой травки - во всех единая связь. Ее голод копится в невыросших и нерасцветших существах этого места, ее сытость - в уловивших солнце и воду вовремя, в проглотивших добычу и уцелевших. Голода больше, он все прирастает и гонит искать насыщения, новой еды: крошечку, капельку, а лучше - больше. Пучок осоки, веточка сосны, сухое комариное крылышко, - все здешнее свое. Не выдаст, прибавит сил добыть еще кусочек, найти живое забредшее, не на болоте родившееся - и урвать как можно больше. Что-то да будет, что-то да попадется, а пока - спрятаться и ждать, всех забот-то. А голод - он привычное дело.

С людишками все не так.

Нет зимнего оцепенения - говорят, есть зимняя и осенняя тоска по лету, сквозящий холод пополам с теплом, еда то обильная, то совсем крохи, а шевелиться надо все время.

Пугать и со свету сживать почти что нельзя: двуногие могут извести совсем. Кошки рассказывали.

Думает, думает кикимора. Решила еще пройтись по дачам, пока пироги в печь наладили. Сначала, ползком да перебежками, вдоль канавки, что у ограды дачной - в незанятую дачу.

На хозяйственный взгляд кикиморы дача была всем хороша: крыша есть, свет сквозь нее и водица проникали в некотором количестве, на стенах - очень даже полезный мох кой-где появился, снаружи весело кланялись ей ситник жабий, незабудка болотная да толпой встречал поганки. Посаженные некогда кусты смородины одичали, обросли лишайником, обступили их папоротники да тонкие проростки елочек. Рядом пышно цвела калина, мечтая успеть отхватить как можно больше солнца, да чтоб все-все цветочки стали потомством обильным и настырным, цепким до жизни. Улитки, да слизни, пара жаб и скучающие до сумерек комары - красота, какая компания. Разве что маловато места - кикиморе, чтоб за лето нагулять жирок и пережить осень мозжащую, зиму стылую и весну чахоточную, таких дач нужно бы много больше.Это с дачниками, когда то обронят крошек, то круп просыплют, а то целую голову рыбью кинут и кикимора успеет раньше кошки, да придет в подпечек вместо домового за крошками хлебными - в разы меньше места надо. Зато и разъелась кикимора: ноги не так резвы, хочется бусиков да платочек чтоб яркий, с ужасом думается про холодную воду осени и лед, рвущий тело изнутри в зимой. Раньше бы и тела такого не было - а тут накушала.

Пыталась кикимора делать запасы на зиму, чтоб не горевать - да в первые теплые осенние деньки, как снова солнышко поманило, слопала - чтоб точно никому не досталось. Нор кикимора на болоте не роет, к чему ей, раз и вода ей не пустое опасное место, и гнезд не устраивает - каждый день она на новом месте отдыхать должна чтоб не выследили.

И по всему выходило, что надобно при людях быть, но чтоб людям не пришло в ум извести премудрую кикиморушку.

Очнулась она от размышлений при поедании цветочков подбела, потому как нестерпимо призывно потянуло над дачами ароматом готовых пирогов, терпко-сладких женских духов, дыма от самовара и папирос - и еще кто-то пробовал гитару.

Под звуки романса "Только вечер затеплится синий..." кикимора старательно таскала с тарелок и скатертей накрытого на веранде дачи стола куски и начинку. Вкусно было проглатывать первые куски, когда голод силен и любая еда вызывает хищную дрожь до боли, потом она принялась лакомиться,выбирая что для нее новое или приятней прочего. Сахарок не полезен - зато так хорошо, когда он напитался чаю со сливками и тает нежно, волнующе, исчезает в кикиморушке с легким веселым хрустом. И так ловко прятаться в изменчивых тенях, скрываться в полосках мрака вдоль перил, а то и вовсе пальцами дотягиваться из-под шелковой тяжелой бахромы скатерти.

Публика была сравнительно немногочисленной, не понадобилось столов перед верандой, и лампа была одна. Был человек с гитарой, барыни все были без огромных шляп и кикимора даже вздохнула: как она любила, чтоб большие шляпы, много тени, да еще чтоб от того было много шороха перьев.Томные, тягучие слова "Отвори/Потихоньку калитку/И войди/В тихий сад ты как тень..." , кружащие, точно отяжелевший от нектара ночных цветов бражник, вызывали внезапно злую голодную тоску, чтоб так было вечно, всегда - призывно гудящие в сгущающейся темноте звуки, тепло, легкая сладкая еда...

И кикимора решилась.


Часть шестая: Расчесться надобно бы

Тонкий писк прикормившихся на дачниках комаров, долгие сумерки, шорох, производимый лягушками и улитками в траве — все уговаривало не менять ничего, оставить, как есть. Хорошо ведь! Но все же хотелось какой-то уверенности, что это самое "хорошо" наступило и не прервется для кикиморушки никогда. Год на год не приходится, дачник дачнику рознь, но хоть бы числом не уменьшались, приносили с собой сытную еду и новые забавы. Люди на дачах то велосипеды заведут и дивится кикимора, как учатся на них ездить, в канавы падают при попытках остановиться или повернуть, то вдруг важные бородатые мужики траву учат косить барышень в строгих неудобных блузках и узких юбках, а на кухнях вдруг перестают готовить супы, а все принимаются парить репу да каши варить — до самого привозу на паровозе из города корзин с паштетами, сдобными булками, бутылками с нарядными наклейками и всякой жирной, пахучей снедью, что выставляется на стол перед гостями на разных тарелочках, тонко нарезанная, размазанная полупрозрачным слоем по хлебу, либо опять же, в корзинах приносится к воде, будто чем ниже еда стоит, тем вкусней. Для кикиморы отдельная статья развлечений — в светлых сумерках так отвести глаза припозднившемуся дачнику, чтоб попал не к себе в дачу, а в чей-нибудь курятник, или вовсе завести в лесок, чтоб искал дорогу неделю в десятке шагов от железки и дач.

А домовые, однако, раз заведшиеся, кикиморе теперь виделись прямым убытком, от них стоило избавляться. Но не от людей: как людей выживать из дому у кикиморы знания были. Иной раз и не старалась никого гнать, просто играть хотелось, но что-то все выходило, что силы и тоска про непрожитое оставались у нее, а людишки умирали, прямая убыль кормильцев.

Крепко задумалась кикимора: как так сделать, чтоб домового люди сами отвадили, а ее наоборот, приветили.

Дачники начинали сонно прощаться, раздавались знакомые слова "Покойной ночи; милости просим еще заглядывать; как у вас славно, как вы извели мышей; а рецепт я вам пришлю с Меланьей; тишина какая замечательная; да, спокойной вам ночи"... И тут кикимору посетила догадка, за которую она с радостью принялась: покрутила, соображая, то добавляя еще подробностей, то убавляя, прикидывая, когда точно лучше приступить к затее и долго ли надо будет заниматься. Дом с запасливыми хозяевами стоил, определенно, стоил таких хлопот.

Всю ночь трудилась кикимора, собирая по лесу крики, перестуки и шорохи, а к утру, перед рассветом, была совершенно готова. Подобралась к облюбованному дому и, выждав паузу между густыми басовитыми и протяжными мужскими всхрапами, запустила мощную и раскатистую соловьиную трель, прибереженную еще с конца мая, когда собралась черемуха цвести(соловей, у воды самой, пел, оглашая округу своим требованием всем прочим соловьям устраниться и селиться подалее от его кормного участка, звук, сам по себе мощный до необыкновенности, усиливался водой). В доме птичье пение было услышано: мужской храп, как бы соперничая, прибавил громкости, зато женское дыхание во всем доме стало отчетливей и медленней. Вторая рулада вызвала шорохи ворочающихся тел и даже тычки. Женщины явно выражали желание внимать соловью. Убедившись, что аудитория готова, кикимора выпустила в светлеющий воздух иной звук: по крыше раздался быстрый топот, перекатывание, грохот прыжков. Так белки гонялись друг за другом. Следом раздался вопль совы, истошный и горестный, будто пропало все, что было важно и ценно. Кикимора прервала свою атаку, прислушалась, как там жильцы. В доме воцарилась напряженная тишина, храп уступил тихому выжидательному сопению. И тогда кикимора принялась стараться изо всех сил: под домом раздался отчетливый топоток семейства ежей, а еще она иголок ежиных на крыльцо и веранду натрусила. Долго топотала кикимора, пока солнце не показалось над горизонтом. Тогда, умаявшись, кикимора и заснула у колодца, самого ближнего к дому.

Спала кикимора чутко, не упустила момент, и, прицепившись ко дну ведра кухарки, пробралась в дом, а домовой и не проведал про то. С восхищением оценив размах утренней готовки(квашня с тестом уже на подходе, мытый изюм в чашке, гора овощей и даже отменный ломоть говядины на доске), кикимора засеменила через порог, да в верхние покои - одаривать людей вниманием. Подарки были припасены, что надо: прелые листья в пудре, на бумагах, в табаке; волглые вещички (особенно носки и платки, уж кикимора особенно старалась в этом вопросе), а потом расторопная кикимора вернулась на кухню и уговорила весь чай и изюм заплесневеть. После этого подвига с самолучшим настроением перевалилась через подоконник открытого окна большой комнаты и пристроилась у крыльца ждать вечера. Крик и брань в доме и около ее совершенно не потревожили.

Первым признаком удачи своей затеи кикимора сочла то занятное обстоятельство, что мужчина из дому вышел почти к полудню, притом мятый, сердитый и направился к станции, должно быть, в буфет. а то и вовсе в город решил отбыть. Женщины в доме переругивались, изредка срываясь на крик. Когда кухонная прислуга с молоком отправилась к столь одобренному кикиморой погребу, получилось почти импровизированное, но крайне удачное происшествие: как известно, городские женщины склонны умиляться, глядя на лягушку и даже хвалить красивые глаза и зелененькое тонконогое тельце, деревенские же, непонятно, как сохраняют трепетное отношение к земноводным и скачут при их виде, как не всякая балерина в опереттке, да с воплями - и эта девушка оправдала ожидания, при виде золотистых глаз лягушечки, коими та помаргивала, силясь протолкнуть в глотку свою жирного слизня обратной стороной глазных яблок, запрыгала так резво и расплескала молоко столь щедро, что эти впечатления и прыжки слезами и бранью отзывались до вечера.

Домовой, видимо, слишком занятый поисками, кому бы вместо него работу по дому совершать поручить, все-таки после полудня углядел и труху из листьев и иголок в щелях пола, и торчащие кое-где в стратегически важных точках ежиные колючки, но не принялся быстро устранять диверсию, а ринулся высказывать обиды.То из одной щели у завалинки дома, то у подоконника раздавалось занудное сердитое бормотание. Кикимора держалась молчком, но продолжала готовить изгнание домового. Расчесться за неуважительное предложение и нежелание делиться она решила окончательно.

Ночь прошла для дома в ожидании, и лишь на рассвете началось: в доме раздался сначала глубокий вздох, а затем появились тонкие свисты - то были голоса ветра в сухих рогозах и тростниках, когда над ледяной коркой чуть шуршит перекатывающийся снег, тонко плачет полая соломина и скрежещет разрываемая ткань желтого мертвого листа. Спустя пару минут от начала этого концерта кто-то встал(глава семьи), и, видимо, желая проявить свою власть над живым и (не вполне живым) миром, протопал на кухню.

И, разумеется, тут кикимора подловила домового, показала его жильцам: домовой, весь в саже, рассыпая плохо вычищенную из печи золу, пытался достать спрятавшуюся в дымоходе кикимору, да и попался на глаза человеку. Раздался громкий крик, тяжелый бросок(видно, человек пошел по дому в туфлях), и как ни пытался домовой прикинуться котом - не выгорело дело. Крик усилился, началась общая суматоха, и уж к обеду в доме было уговорено - домового гнать. Расчет был на знание всех приемов кухаркою, а в крайнем случае и пригласить батюшку можно.

Кикимора решила этот важный момент не оставлять только на людей, и приложила свои старания: прикинувшись мелкой девочкой в сереньком платьице, вовсю помогала кухарке и прислуге из-под печей все выметать, угольки сгребать, и проследила, чтоб все окропили святой водой, а уголья утопили. Сама же заботливо приготовила старую домашнюю туфлю и засунула барину в саквояж - чтоб домовой вернулся в городскую квартиру. Нечего барствовать, раз не успеваешь и не справляешься! Туфля как нельзя кстати оказалась, вместила и домового, и все его пожитки, отъезд прошел по всем правилам. Кикимора сама прервала ниточки, связывавшие домового с этим домом: все, разочлись и разошлись, чтоб не видеться никогда.

А о своем домике с жильцами кикимора позаботилась отменно: комары почти и не донимали домашних, молоко не скисало в погребе, гадюки обходили стороной все лето и осень дом, грибы не точили стены и кровлю. А всего-то и надо было кикиморе - чашку молока под крыльцом, кусочки и крошки пирога, да все мухи, что вьются у кухни... и уважение.

---

Город Строк

[Stanley.j]

Заявка: Spring-14. Расскажи мне тихую, очень тихую сказку. Где кошки бесшумно блуждают по крышам, где магия безмолвна и велика, где даже горы падают тихо, как осенний лист, о людях, которым не нужны слова, о людях, которым слова нужны - но их не найти.Название: Город Строк
Размер: драббл
Жанр: сказка-притча

За тридевять земель в тридесятом царстве семь дорог сходятся в городе Строк. Была на том месте глухая деревушка, где жили самые сильные колдуны, которые когда-либо рождались в той стране. Никто не слыхал о том, однако, потому что могущественные люди не спешили собой хвастать. К тому же беспокоились они и о соседях своих. Боялись, что приходящие просители чудес будут мешать размеренной жизни гончаров и хлебопашцев.
Но однажды это всё же произошло. Вот только потянулись в деревню не жаждущие волшебства обыватели, не те, кто хотел с помощью магии уладить свои дела, а те, кто желал этому обучиться. Десятки путников с шести концов света явились и пали на колени и просили их взять в ученики или подмастерья. С собой они вели собственных слуг или друзей, а кто-то и родных... Деревня разрасталась, и скоро все звали её не деревней, а городом Строк.
Случилось однажды и то, чего боялись сильные колдуны Строка. Магия захватила те земли. Ученики вошли в силу и стали слишком часто творить колдовство. Но едва обучившись основным приёмам и заклинаниям, они бросили своё учение и не продвинулись дальше... А может, то сами колдуны Строка решили не раскрывать им своих тайн. Чтобы усилить свою магию они обращались к силам природы, просили о помощи, а ученики, не постигшие этого, приспособились произносить заклинания громче и громче, считая, что так оно получше выйдет.
Местные жители, ремесленники и торговцы, да крестьяне, живущие у городских стен, были сначала недовольны, но затем и они пообвыклись.
Так и превратился город Строк в город шума. А всем известно, что громкое волшебство не бывает добрым, и приносит только одно разрушение.
И колдуны, жившие здесь первоначально, решили оставить Строк и уйти в другие земли.
Но уходя, они наложили на город сильное заклятье: никто больше не мог издавать шума.
С тех пор стоило одному магу попытаться заколдовать другого, как его заклятье обращалось в котёнка, а если кто хотел наслать ураган или землетрясение, то его слова обращались в пожелтевшие осенние листья.
Так они и жили - в вечной осени, в окружении кошек...

запись создана: 31.03.2016 в 11:07

@темы: Фест апрель-май 2015

---

Забавины злоключения

[Lockbi]

Art-Spring2.


Размер: примерно 900 слов
Жанр: сказка
Рейтинг: G
Примечание: каждый видит что-то своё в неясных пятнах; я долго не могла раскусить рисунок; что получилось - то получилось.

Жизнь преподносит сюрпризы. Сюрприз за сюрпризом, можно сказать. Пока ты ребёнок, живёшь с мамой и папой в тереме, тебя окружают добрые нянюшки, а если станет скучно, можно посмотреть, как папины дружинники играют в кости тайком. Когда становишься старше, от нянек всё чаще хочется спрятаться, а за витязями подглядываешь не просто так, а подумывая, не попросить ли отца женить тебя на ком-нибудь из них... И так до тех пор, пока в твою жизнь не приходит «замуж».
«Замуж» - это какое-то место, думаешь сначала. Как за горой, только – «замуж».
«Замуж» - это когда готовят на кухне какое-то блюдо. Как замес, только – «замуж».
«Замуж» - это какое-то насекомое или зверёк. Как муха или заяц, только...
И лишь потом мама всё объясняет. «Замуж» - это и блюдо, и животное. И даже место. Только всё сразу. И тебя туда отправляют.
«Замуж» главным образом означало «отправляться в замуж». Тебя садят на сундук, который новые папины дружинники не иначе как чудом воздвигли на телегу, накрывают сверху платками, чтобы солнце не пекло, подсаживают рядом пару кухонных девчонок, чтобы показывали лучшую дорогу, и отправляют – в замуж...

* * *
«Замуж» оказался каменным монастырем. В «замуже» жили два десятка монахинь. Сначала показалось, что её обманули. Первые дней пять её и ещё шестнадцать таких же как она, отправленных «замуж» девушек, только и водили туда-сюда по трапезной и галерее, заставляли подолгу стоять на коленях в церкви, несколько раз на день заставляли прибирать в келье...
На шестой день мать-настоятельница собрала всех девушек и монахинь в трапезной и произнесла речь.
В этой речи говорилось, что попасть замуж не так-то просто, что туда берут не всех. Что женихи выбирают только самых находчивых и умелых. Что нужно прилежно учиться и быть готовой пройти через любые испытания и трудности. Что с этого дня все Елены, Марфы и Василисы будут развивать свою смекалку и выносливость. А до тех пор никто из них не может именоваться прекрасной или, тем более, премудрой...

Утро теперь начиналось с переклички. С десяток Василис и Елен, пара Марф и одна Марья. Кто-нибудь обязательно опаздывал.
Забава умудрялась проспать через день.
Вот и в этот раз... Что поделать, у неё всё тело болело после занятий альпинизмом! А впереди её ждали ещё более сложные задания. Например, кройка и шитьё платья, которое должно умещаться в грецкий орех. На полпути Забава вернулась в келью, чтобы схватить забытый учебник «Задачник для невесты. Курс для начинающих».
В трапезной ей пришлось пройти мимо Двух Чёрных Сестёр. Вместо этого Забава предпочла бы ещё один раз влезть на стеклянную гору, как вчера. Сёстры были довольно тихие, но обладали такими глазами, что взглядом могли раскрошить любой железный хлеб. Говорили, что они были старшими сёстрами, и им не удалось выйти замуж, хотя они проявили самое упорное терпение... Забава ссутулилась, сжала покрепче учебник и прошмыгнула мимо высоких монахинь в чёрных глухих платках. Оставалось всего несколько минут, чтобы успеть проглотить скудный монастырский завтрак и убежать на следующий урок – выпиливание по железу.
Елены шли на гимнастику – прыжки через кольца главным образом. Василисы спешили постигнуть все таинства плавных танцев. Забава на секунду задержалась возле двух девушек, которые обсуждали домашние задание по загадыванию («Дано: претендент, шапка-невидимка, волк-помощник и волшебное зеркало; придумайте задание, которое исключило бы из его решения волка и позволило бы контролировать выполнение с помощью зеркала»). Сама она придумала задание (вырвать ус у золотого карпа, который перекрыл канал орошения ближайших крестьянских угодий), но её по-прежнему грызло сомнение, потому что в справочнике по чудесному вещеведению она не нашла ничего о сохранении свойств невидимости волокон войлока при намокании.
На занятии её и ещё нескольких девушек ждала Жалобщица. Кем была Жалобщица, никто толком не знал. То ли она была какой-то средней сестрой, то ли всё же ждала своего суженого, который так ещё и не появился, загребая пьяной походкой по шёлковым коврам, выстилающим дорогу к монастырю... Но Жалобщица часто вела занятия. Как послушать её, так для того, чтобы выйти замуж, больше всего требовалось уметь правильно причитать да плакать.
Железная печь была огромной – чтобы каждой хватило места. Каждой претендентке на замужество, несомненно, предстояло пройти через суровые испытания (и почти все они – в этом монастыре, любили добавлять шёпотом девушки), а порой и притеснения. Но и этим нужно было уметь воспользоваться. Например...
- Если вы вынуждены скрывать свою личность, - нудным голосом затянула Плакальшица, - если вас запугивают, и вы не можете открыть всей правды, всегда найдётся способ. Например, вас послали в лес, чтобы вы могли признаться во всём, - она заученно взмахнула чёрным рукавом, - Железной печи.
Девушки удивлённо выдохнули. Они не ожидали, что так тоже бывает.
- Возможны два варианта, - продолжала плакальщица. – От вас потребуется залезть внутрь печь, прикрывшись заслонкой. В этом случае вам потребуется громкий, зычный голос, чтобы тому, кто захочет это подслушать, удалось это сделать.
Забава заметила краем глаза, как кто-то из девушек что-то спешно чиркает в свитке.
- В другой ситуации вам самой придётся пропилить отверстие, через которое можно залезть в печь. Это означает одно – причитать придётся в процессе пропиливания. Ты!
Рука взметнулась, и указательный палец уткнулся Забаве в грудь.
- К печи!
Забава поудобней перехватила выданную ей пилу, подобрала длинное платье и боком уселась на печь. С трудом ей удалось пристроить пилу и зубцами начать хоть как-то корябать металл. Она глубоко вдохнула, набирая воздух в грудь, и заголосила...
- Ой бедная я! Ой несчастная-а-а-а! Жила у матушки с батюшкой, горя не знала-а-а! Одного хотела-то – замуж вы-ы-ыйти-и-и! А тут накинулись коршуны-ы-ы... мучают меня... Я хотела-то поскорее убор свадебный наде-е-еть! А они у-у-у-у...
Почувствовав руку Плакальщицы на своём плече, Забава оборвала плач на полуслове, вздрогнула.
- Да, девка, - вздохнула Плакальщица тихим, без заунывных ноток, обычным человеческим голосом. – Пора тебе замуж...

@темы: Фест арт-заявок весна 2015

---

Сёстры

[Lockbi]

Заявка: Spring-10. Расскажи мне сказку о том, сирота вошел в зрелые лета, как свое место в ткани жизни искал и нашел, как далеко ходить ему не пришлось, все для ученья рядом нашлось. Труд был немалым и небыстрым, зато ткань жизни вышла на удивление цветиста, блестяща.
Размер: драббл
Примечание: в этот раз не буквальное следование заявке, но она удивительным образом перекликается с моими размышлениями на тему мифов
Жанр: немного соцреалистичный


Сестёр Паркиных было трое, и ни одна из трёх не помнила ни отца, ни матери. В детдоме их имена забылись очень быстро и были заменены на порядковые номера кроваток, в которые уложили найденных в лесопарке сестрёнок. Старшую назвали Ноной, потому что её кроватка стояла девятой, вторую сестру – и вовсе Десей. А младшая из троих много времени провела в больнице, борясь за свою жизнь против критического для младенца переохлаждения. Поэтому ей не довелось получить порядковый номер – её назвали Мартой, или Машей.
Время шло, и каждая из сестёр поступила в своё время сначала в школу, потом в училище. Одна за другой перебрались они все трое в общежитие при заводе химволокна. Нона работала в цехе по формированию волокна. Деся стояла на кручении и вытяжке, наматывала на втулки. А Марта, младшая и более двух других склонная к научным размышлениям, занимала место лаборанта, проверяя, хорошо ли тянется нить волокна и при каком напряжении рвётся.
Жили они дружно, хотя обладали совсем непохожими характерами. Марта была задумчива и тиха, то ли сказалось на ней тяжёлая детская болезнь, то ли постоянное наблюдение за рвущимися волокнами. Нона тоже была спокойна, но скорее не задумчивым, а умиротворённым спокойствием – ведь ей чаще, чем сёстрам доводилось видеть, как струйка расплавленного полимера превращается в нить... И лишь Деся была весёлой, подвижной, заводной. Любила она смеяться и громко болтать о пустяках. Любила она сестёр, и часто говорила, что улыбается за всех троих. В последнее время она чувствовала себя ещё более весело и задорно, а когда спрашивали её, от чего так хорошо её настроение, Деся кокетливо отвечала, что это из-за того, что она текстурирует волокно для дамских чулок.
Сёстрам казалось, что они каждую секунду находятся рядом друг с другом. Нона порой видела перед собой ряды чисел, которые записывает Марта, Деся чувствовала, как она вздрагивает всякий раз, как рвётся волокно и в то же время – ощущала присутствие старшей сестры, её успокаивающий взгляд, когда нужно было наложить нить ровно после обрыва, а чутьё Марты каждый раз подсказывало сёстрам, когда в цеху поменяется климат, и они успевали предупредить инженера.
Однажды Деся принесла тайком в комнату общежития пару новеньких чулок (тех самых, легкомысленных) и подложила в тумбочку Ноне. «Ей это нужно, - думала она. – Я соткала для неё отличную судьбу...»
Чутьё Марты, или собственное Нонино чутьё привело её к инженеру следующим утром. Но слова о климате застыли на её губах. Больше всего ей захотелось этими губами сказать что-нибудь другое, а ещё лучше, чтобы кто-нибудь прикоснулся к ней, обжёг её поцелуем – ей всегда чудилось, что поцелуи обжигающе прекрасны. Густо покраснев, Нона отошла к своему станку. Хоть весь день работа у неё не ладилась, но грудь распирало от растущего чувства.
А вечером... вечером всё разбилось, когда на проходной она увидела того самого инженера, удаляющегося рука об руку с одной из мастериц. Бежала Нона домой, как будто не с завода, а из страшного подземелья, и ноги, казалось ей, были обвиты скользкими змеями.
«Ну и историю ты закрутила», - укоряющее сказала Марта Десе, обнимающей плачущую старшую сестру. Она отстранила её, решительно, но не грубо, опустилась рядом с Ноной на колени, держа в руках ножницы. «Ничего, сейчас мы всё это распутаем».

@темы: Фест апрель-май 2015

---

Пришла пора выбирать приз зрительских симпатий! Успейте: остались сутки!

[Лабиринт сказок]

Дорогие участники и читатели!
Спасибо вам, что вы пришли, и мы вместе с вами увидели столько разных, интересных, волшебных миров!

Спасибо всем! Голоса приняты!

Мы подходим к промежуточному итогу: голосованию за понравившиеся работы. Напоминаю, что можно продолжать приносить исполнения на заявки!
А пока, давайте в комментариях к этой записи назовем тех, кто нам особенно понравился и запомнился, чтобы они смогли получить заслуженные памятные банеры

У нас есть четыре категории, за которые можно отдать голос:
1) Лучшая текстовая заявка (25 заявок)
2) Лучшее исполнение текстовой заявки (11 исполнений)
3) Лучшая арт-заявка (10 заявок)
4) Лучшее исполнение арт-заявки (4 исполнения)

Список текстовых заявок и исполнений Список арт-заявок и исполнений

Вы можете выбрать по 2 разные работы на категории 1-3 и 1 на категорию 4.

Чтобы ваш голос был засчитан, надо от своего логина (не от Гостя!) написать комментарий к этому и указать 7 позиций посту в формате:
1) Лучшая текстовая заявка
Spring-__
Spring-__
2) Лучшее исполнение текстовой заявки
Spring-__
Spring-__
3) Лучшая арт-заявка
Art-Spring__
Art-Spring__
4) Лучшее исполнение арт-заявки
Art-Spring__

Голоса, не содержащие 7 позиций засчитаны не будут.

Важно! Рекламировать голосование можно. Но я прошу вас, постарайтесь быть честными к себе и другим - призывайте почитать и оценить всех участников.

запись создана: 29.05.2015 в 07:38

@темы: Оргпост, Фест апрель-май 2015, Фест арт-заявок весна 2015

---

Начинаем! Уже 25 заявок, 11 исполнений

[Лабиринт сказок]

Дорогие участники!
Прием заявок на первый тур окончился! Пора бросить все силы на исполнения!

Исполнения выкладываем в любой момент отдельными постами в соответствии с Правилами. Исполнения, претендующие на участи в голосовании, должны быть выложены до 23:59 24 мая 2015г. Затем будет проведено голосование и раздача памятных банеров

Заявки

Разминка: Не заявка. а так, имитация: /пусть мозги будут в полной прострации, /пусть томятся тела от безделия,/ лишь ручонкам нашлось для веселия - /нитка бус, что потеряны феей,/ глаз от куклы, что слепо глазеет,/и сундук. Из того сундука /сказку вытащишь наверняка./ Но тогда уцелеешь ли сам - /ни полслова подсказки не дам! Исполнение 1

Spring-1. Расскажи мне сказку чтобы красота таила опасность, а лицо не раз оказывалось маской. Пусть герой стремится к личному счастью, использует для своих целей магию, но при этом никого не убивает и дважды невольно спасает жизнь. Он получит то, что хотел, но цель окажется вовсе на такой, как ему казалось.

Spring-2. Расскажи мне сказку о том, что я все смогу, что однажды ночью, стоя на берегу, руку твою сжимая в своей ладони, я увижу, что мир не рушится и не тонет, что не рвутся цепи, не падают якоря… Расскажи мне сказку, правды не говоря, расскажи мне сказку сильнее того, что есть… Не бывает чудес иных, кроме тех чудес, что мы сами себе напишем и создадим...
Расскажи мне, что я остался здесь не один. Исполнение 1 Исполнение 2

Spring-3. Расскажи мне сказку, чтобы герой спас дракона, но не от принцессы. Пусть розовые слоники станцуют вальс, а кот, улыбаясь в сто двадцать зубов, расскажет герою поучительную историю. Ветер унесет шапку-невидимку, и герою придется надеяться только на себя. Но шапка не пропадет бесследно, а еще проявит себя. В конце все будут жить долго и счастливо.

Spring-4. Расскажи мне сказку о древнем маге, столь любившем созерцать море, что со временем стал он неотличим от песка на берегу, и как он обходился с теми, кто приходил насладиться морем по своему разумению на тот же берег, о маге не ведая и тревожа поначалу без умысла. Исполнение 1

Spring-5. Расскажи мне сказку, как балерина из музыкальной шкатулки, что стояла в замке колдуна, которого казнили на плахе по обвинению в предательстве короны, стала живой и вышла замуж за этого колдуна после его казни благодаря фее-библиотекарю и двум гномам, которым заплатила слезами жемчужного дракона.

Spring-6. Расскажи мне сказку современную, жёсткую, без романтики. В сюжете смешай две истории, очень разные. Как коньяк с вишнёвым соком. Пусть в этой сказке будут Золушка-Кай и Принц-Герда. И холодное море со льдинами и с нерпами, выныривающими рядом с катером. Или рядом с драккаром, выбирай сам. Золушка-Кай пусть работает аудитором в Кей-Пи-Эм-Джи, а Принц-Герда - историком-реконструктором в Музее средневекового быта. А каретами в этой сказке станут ночные трамваи и венецианские вапоретто. Не забудь Фею-крёстную, она же Снежная королева, и Пажа-Маленькую Разбойницу, и пусть Паж гоняет на мотоцикле в команде байкеров. В этой сказке не будет конца, потому что всё вернётся к началу и замрёт, готовое снова сбыться. Исполнение 1
Примечание по заявке Spring-6. Мы договаривались не использовать героев существующих произведений, поэтому уточним, что в данном случае они упоминаются как архетипы. Смешать архетипы и посмотреть, что выйдем, должно быть интересно!

Spring-7. Расскажи мне сказку о пользе внимательного глаза и чуткого уха, про радость учебы у Мастера самой высокой учености, создания Невиданной Полезной Штуки, от которой всем будет жить лучше. Исполнение 1 Исполнение 2

Spring-8. Расскажите мне про невезучего черного мага. такого, который "сделать хотел грозу, а получил козу", про "прекрасную девственницу", которую должны были принести в жертву, и пять драконов - по одному на каждую сторону света. и пусть в конце усердие будет вознаграждено, а желание сократить путь - наказано. Исполнение 1

Spring-9. Расскажи мне сказку о чуде, но чтобы творил его герой бытовым способом. Чтоб не помогали ему ни твари волшебные, ни чары могучие, ни артефакты, ни мудрецы, а всего лишь обычная жаба из пруда соседнего, кошка бездомная да скрипучая табуретка. И чтоб было в этой сказке путешествие, но не в дальние страны, любовь, да не к мужчине или женщине, и вера с верностью, да не другу та верность чтоб была и не отечеству, а вера не в богов.

Spring-10. Расскажи мне сказку о том, сирота вошел в зрелые лета, как свое место в ткани жизни искал и нашел, как далеко ходить ему не пришлось, все для ученья рядом нашлось. Труд был немалым и небыстрым, зато ткань жизни вышла на удивление цветиста, блестяща.

Spring-11. Расскажите мне восточную сказку на новый лад с ифритами, джиннами, халифом Гаруном, и чудесной страной Магриб, а еще с эмансипацией, сотовыми телефонами и котировками нефти. Пусть в сказке присутствует хотя бы один человек, обращенный в животное и одно животное, превращенное в человека.

Spring-12. Расскажи мне сказку о том, как ушел некто путешествовать и не вернулся, как забыли его , и снова отправился другой, сам того не зная, по его следам - и как узнал, отчего с того краю не возвращаются никогда.

Spring-13. Расскажи мне сказку о повелителе времени, о том, как и почему он им стал и чем заплатил за свой выбор. О том, что только принеся жертву повелитель времени узнал, что даже он не властен над тем, что совершилось до его обращения. Расскажи о том, что он думает и чувствует, видя, что жертва его напрасна: станет ли он Злом или Добром, или навеки застынет на грани между мирами, в безвременьи своего убежища.

Spring-14. Расскажи мне тихую, очень тихую сказку. Где кошки бесшумно блуждают по крышам, где магия безмолвна и велика, где даже горы падают тихо, как осенний лист, о людях, которым не нужны слова, о людях, которым слова нужны - но их не найти.

Spring-15. Расскажите мне сказку о юном смелом викинге, попавшем в плен. О грозном, но справедливом эрле, который думал, что ему всё подвластно. Но сердце юного викинга оказалось дороже всех богатств, что хранил у себя в сокровищнице эрл. Пусть бушует пламя и страсть, пусть переплетаются нити судьбы, и кто выйдет победителем из этой схватки решит Аонгус.

Spring-16. Сказка, где принцесса - не принцесса. И герой, который не герой. И зима там на зиму не смахивает. И чудо - не похоже на чудо. Король - и тот не такой. И небо в этой сказке не похоже на небо, и день не похож на день.
Но тьма - есть тьма. И зло - есть зло.
Исполнение

Spring-17.
Расскажи мне сказку про море, леса и реки,
Расскажи мне сказку о верной любви навеки,
Расскажи про эльфов, прекрасных и благородных,
И про злобных орков, таящихся в норах горных.
Пусть пути и беды к счастливой ведут развязке...
Пусть воздушный замок не тает хотя бы в сказке. Исполнение

Spring-18. Расскажи мне сказку, где есть место дружбе, но нет места любви, где не очень-то злое зло и не такое уж и доброе добро, но в их извечном споре чтобы победила третья сторона. И где главный герой (совсем не героического вида), победив дракона, просто растворяется в закате оттого, что он и не существовал вовсе.

Spring-19. Расскажите мне сказку в современном антураже о добром молодце. О том, как он пошёл свою смелость испытать и встретил человека, обречённого ходить под личиной страшного зверя каждую ночь. Но человек тот свято хранил свою тайну и только поцелуй чистого юного сердца, которое не испугается и полюбит человека и во второй его ипостаси, мог развеять чары. И попытался человек дружбу свести с молодцом, но не легок, оказался путь к ней. И пусть героев ждут испытания: огнём, водой и медными трубами. А в конце, как и полагается все получат по заслугам, а юное чистое сердце преодолеет все преграды, спасёт человека и найдёт любовь. Исполнение

Spring-20. Расскажи мне о принцессе, которая совсем не принцесса, и о ее верном рыцаре. Пусть рыцарь будет скорее старшим братом, чем возлюбленным, пусть они будут друзьями настолько давними, что не помнят, как познакомились. Пусть они будут жить среди нас, и мы могли бы легко встретиться с ними на улицах. Расскажи мне о сказках, которыми рыцарь делился с принцессой, о злых разбойниках с рогатками, от которых рыцарь не раз спасал принцессу. И с которыми принцесса все равно общается, потому что не выходит иначе. Расскажи мне об их разговорах у реки под старой ивой, об одуванчиковых венках и о солнечном ветре. Пусть у рыцаря будет старый деревянный меч, потому что другого ему и не надо.
А еще пусть кто-то из них будет совсем не тем, кем кажется. Но все равно будет добр и чуток к другому, несмотря на другую природу.

Spring-21. Расскажи мне сказку, где нет людей, а есть Солнце, Луна, Ветер, Ворон, Лисица и Арфа, одиноко стоящая на Холме. И пусть кто-то из них ищет - и найдет.

Spring-22. Расскажи мне об очень одиноком мальчике, который путешествует по сказкам в качестве, например, второстепенного персонажа. Кто ему эти сказки читает, откуда они вообще берутся? Может, он сам их выдумывает, и насколько сам мальчик реален? Есть ли ему куда вернуться?

Spring-23. В этой сказке музыка ветра и шум деревьев заглушают слова, и птицы срываются с веток самоубийцами, в последний момент расправляя крылья. Наш герой тоже стоит на ветке, только крыльев нет.

Spring-24. Расскажи мне сказку о прекрасных девах-воительницах, стремительных и грозных повелительницах степи, об их могучих чарах, ясном уме и пылких сердцах. Степь - это воля, степь - это красота и сила и тысячи стрел пронзают небесную синь и степной пожар огненной стеной окружает тех, кто посягнул на свободу прекрасных дев. И будет война, коварство, доблесть и хитроумная стратегия и множество сражений, где падут недруги дев-воительниц. И будет любовь, что алыми маками расцветает в привольной степи и

счастье соединения с любимыми обретут достойнейшие из дев

додайте рейтингового фемслэша! . И мужчины других племён будут свататься к прекрасным девам, а сватовство их закончится так как они даже и помыслить не смели.

Spring-25. Расскажи мне сказку на современный лад, с храбрецом на огненной колеснице и одним безумцем, готовым на все ради храбреца. Пусть у нее будет хороший финал, хоть ничто и не предвещало. А еще каменные джунгли, фруктовый чай и непростые решения.

Весеннего ветра вдохновения парусам вашей фантазии!


П.С. Можно комментировать и флудить прямо здесь!

запись создана: 16.03.2015 в 13:12

@темы: Оргпост, Фест апрель-май 2015

---

Тур с арт-заявками: 10 заявок, 4 исполнения

[Лабиринт сказок]

Открываем прием арт-заявок!

кусочек Правил

Отдельно, параллельно, с основным туром стартует тур заявок специально для артеров и коллажистов, а также тех авторов, кто хочет размяться перед Оридж Реверсом запускаем пробный арт-тур. Сроки приема заявок сдвинуты относительно основного тура, но основные принципы остаются прежние:

1. Заявки подаются на У-мыл сообщества в срок до 23:59 19 апреля 2015г.
2. По мере поступления заявок, администратор создает пост с заявками. Участники выбирают заявки себе по вкусу и выкладывают исполнения по мере написания. В любом случае можно исполнять уже исполненные заявки.
3. Арт-заявки должны быть ориджами без изображений узнаваемых конкретных персонажей существующих канонов. В идеале они должны быть нарисованы нарочно на фест, но и хранившиеся в загашниках тоже подойдут. Требований по незасвеченности нет.
4. Главное требование - арт или коллаж должен быть вашим авторским, а не найденным на просторах интернета.
5. Администратор вправе обоснованно отклонить заявку или рекомендовать ее скорректировать, если заявка не соответствует требованиям феста.
Во всем остальном руководствуемся Правилами феста.

Заявки:

Art-Spring1.

Исполнено!

Art-Spring2.

Art-Spring3.

Art-Spring4.

Art-Spring5.

Art-Spring6.

Исполнение 1 Исполнение 2

Art-Spring7.

Art-Spring8.

Исполнено!

Art-Spring9.

Art-Spring10.

запись создана: 28.03.2015 в 09:47

@темы: Оргпост, Фест арт-заявок весна 2015

---

[Jody Stryder]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Яблочная крошка

[Lockbi]

Заявка Art-Spring6.


Жанр: сказка, точнее, переложение сказки
Размер: драббл
Рейтинг: G

Яблоня пахла коровой. Тот самый запах уюта, запах дома – так для девочки пахла та часть детства, которая была счастливой. Прижимаясь к гладкому толстому стволу (как только успела вымахать за несколько недель!), девочка не чувствует прохладной коры, покрытой мелкими трещинками и сучками, только шершавую, мягкую коровью шкуру, пахнущую кисло и густо, как несвежее тёплое молоко, как влажное сено в коровнике, как тонкая кожица с мелкими волосками, обтягивающая бледное ухо внутри... На секунду девочке показалось, что она засыпает, проваливается в сон, словно в то самое ухо...
Снизу завизжали сёстры.
- Слезай! Сейчас моя очередь собирать яблоки!
А всадник молчит, только придерживает коня, рвущегося поскорее умчаться подальше от этого крестьянского дома на окраине. Да смотрит, действительно ли эта худенькая босоногая девчонка так ловка, что соберёт сочные плоды, растущие на верхушке яблони.
- Почему ты не открывалась мне? Почему не говорила? – прошептала девочка. – Мне было без тебя так плохо.
- Но сейчас же ты уходишь, - прошелестело дерево.
Очередная ветка опустилась, словно на ладони преподнесла девочке новое яблоко, жёлтое, красноватое с одного боку.
Было грустно. Девочка это понимала. Она украдкой посмотрела вниз. Там, во дворе, под деревом, бесконечно далеко (и как яблоня умудрилась вырасти такой высокой!), сошлось воедино её прошлое и будущее: злые кривляющиеся сёстры, грозящая тётка – и молодой мужчина на сером коне.
Хочет ли она с ним поехать? Девочка даже не знала, как его зовут, но он пообещал взять в жёны ту, которая соберёт для него яблок. Забрать из этого ужасного дома... Вряд ли он станет обращаться с ней хуже, чем приёмные родственники.
Ещё одно яблоко само упало девочке в руки.
- Как ты останешься здесь, с ними? Они тебя спилят, - на глаза девочки навернулись слёзы.
- Не бойся за меня. Я всегда буду с тобой, - пропел ветер, сбрасывая последнее яблоко.
Девочка обернула собранные плоды ветхой тканью подола, присела на ветку, перелезла ниже, ещё ниже, обхватывая свободной рукой ствол, и, наконец, спрыгнула в траву. Она застыла, сжалась, готовясь отбивать от злых сестёр, но сильные мужские руки подхватили её, снова подняли к небесам. Конь наконец-то получил свободу...
Скоро и деревня осталась позади. Всадник не проронил ни слова, только крепко прижимал к себе девочку, оберегая от падения. Возможно, он действительно сделает её своей женой. Или заставит мыть полы в своём доме. Или просто прогонит. Но это было уже не так важно.
Когда конь пошёл тише, девочка достала последнее уцелевшее яблоко из подола (остальные рассыпались во время скачки, но всадник о них, кажется, уже забыл) и надкусила. В горло потекло тёплое, сладкое молоко. А из глаз девочки потекли слёзы.

@темы: Фест арт-заявок весна 2015

---

Рождение легенды

[Lockbi]

Заявка Art-Spring6.


Жанр: мифологический
Размер: драббл
Рейтинг: G
Персонажи: Один, Умай, безымянная душа

В Дерево верят разные люди. И все они верят, что Деревьев – много. Но оно одно, и только боги, обитающее на нём это понимают. Оно одно и растёт сразу везде. Из этого дерева мог бы получиться целый лес. А какой был бы листопад... Но этого не случится, конечно же, осень не властна над Деревом. Для Дерева вообще нет времени, Дерево вечно, оно – Всегда.
Всегда и Везде. Из него течёт берёзовый сок, оно в таёжной черноте поднимает кедровые ветки к небу, приподняв его ясеневый лист можно увидеть фьорды, а иногда его жёлуди падают в море, образуя новые острова на радость Киту, а если быть не очень осторожным, можно уколоться шипом сейба. Ну а если не в ту прожилку в коре свернёшь, можно и в берёзовый корень угодить... Порой это вызывает некоторые неудобства. Например, мёртвые люди в нижних ветвях – ведь каждое дерево может стать Деревом, если достаточно хорошо поверить.
Большой плюс в том, что на все боги обитают здесь, и даже великаны и просто старики. Иногда это раздражает, особенно если вслед за каким-нибудь великаном на Дерево лезут толпы героев... Мешают.
Я тут на особом положении, вроде как, всеобщий любимец, немощный старый родственник, к ложу которого приходят остальные, чтобы выказать почтение, поддержать или просто проверить, не помер ли. Хотя все понимают, что никакой я не умирающий старец, но случайное развлечение всем пришлось по вкусу. Ведь здесь, наверху, Дерево принадлежит жизни. Местным богам нет ходу в Корни. Только мне и удалось протащить наверх частичку тления, потому ко мне и тянутся.
- Жизни, как бы не так, старик! – смеётся откуда-то снизу женский голос.
Непосвящённому этот голос мог бы показаться звонким, девичьим, льющимся ручейком смехом. Не берусь предположить, кого этот несуществующий непосвящённый может перед собой увидеть: зрелую женщину с серебряными волосами, пожилую повитуху, наглухо замотанную платком, так, что видно только участок тёмного лба да длинный нос, или может быть... совсем юную, девчонку в простом синем халате без пояса? Я же слышу истинный голос богини – умудрённый, немного грустный, но насмешливый.
- Посмотри но моё обиталище, - продолжает богиня. – Много там жизни? Куда, по-твоему, собираются все души умерших? Да в кроне Дерева больше мертвецов, чем айну в царстве Эрлика.
Если постараться, можно и правда поднять голову, присмотреться, то можно увидеть, как в ветвях, раздвигая мягкие лиственничные иголки (а может берёзовые листья, той, настоящей берёзы, которая растёт в правильном направлении), кружат огоньки не рождённых душ. Завораживающее зрелище, Дерево умеет быть красивым.
- Вот, Умай, - говорю я, протягивая руку, - возьми себе душу моего воина. Он был славным и храбрым, смело сражался средь холодных волн, и зубы у него были ничего – умело грыз щит. Бери, Умай, - продолжаю я. – Твоему народу не помешает такой воин, будет о ком петь песни. Только не ругайся...

@темы: Фест арт-заявок весна 2015

---

Сказки ведьм

[Lockbi]

Заявка: Spring-16. Сказка, где принцесса - не принцесса. И герой, который не герой. И зима там на зиму не смахивает. И чудо - не похоже на чудо. Король - и тот не такой. И небо в этой сказке не похоже на небо, и день не похож на день. Но тьма - есть тьма. И зло - есть зло.
Размер: мини, больше 1000 слов
Наверное, это немного ангстово
Описание: ведьмы любят привечать гостей.

Ну что это за погода, скажите на милость? Январь на дворе, только закончились все эти христианские праздники, во время которых порядочной ведьме носа на улицу не высунуть. А с неба вместо хлопьев снега на землю шлёпаются огромные мокрые капли густого от холода дождя. Что за небо такое, никак проклятые христиане заговорили его своими молитвами, лишили всей прелести зимнего неба, затянули благочестивыми тучами, так что день на день не похож, да и на ночь не тянет.
Но сердце у меня в груди, словно муравьи искусали. Что-то должно произойти, но ни гадальные руны, ни вода в чаше, ни бросание предметов за ворота не помогли. Я даже принесла в жертву случайного голубя, но и это ничего не дало. Рождественские дни – не самое удачное время для гаданий, воздух так и искрит от дыма церковных свечей.
Только и остаётся, что гостей ждать. Как в нынешние времена, без театра, честной некрещеной женщине новости узнавать? Только от заходящих странников. Лучше всего, если принц – через сыновей помазанников божьих на земле вести лучше доходят, словно их Гермес сандалией в чело пнул.
От одного такого, заглянувшего ко мне тёмным декабрьским утром, я и услышала о короле соседнего города. Точнее, о брате, ещё год назад убившем короля и захватившем правление. И вот последовал его указ: назначить рыцарский турнир за руки трёх своих племянниц. Туда принц и ехал. А дальше – Рождество пришло, святой Младенец озарил мир своим ликом и прочее и прочее...
Но этот на принца вовсе не похож. Тощий, сутулый, одет в какие-то обноски. А спутники? Это не то что не оруженосцы и слуги, и даже не волшебные звери. Крыса, свинья, паршивый кот, да лягуха в кармане. Из всего «принцева набора» только что волк, никаких тебе лис да львов. Да и волк-то не тот благородный лесной разбойник, а самый настоящий живодёр, которому что овца, что чужой младенец!
Но время сейчас не то, чтобы путника с порога выгонять. Может, и от этого нужное слово услышу.
Первое дело для странника – принять еду да питьё от хозяйки, даже если та ведьма. Попробовал бы кто отказаться, сразу оказывался в подполе за печкой. Но этот гость не то чтобы знаком с правилами гостеприимства, а скорее просто устал с дороги. Его я сначала в баню загнала, чтобы хлеб не пылью приправлять, а солью, как положено.
Зверьё его в дом не пустила. Волк под ограду слёг, свинья заняла место у заснеженного корыта, из которого осенью кормлю овец, крыс юркнул под крыльцо, а квакуша пристроилась в бане. Только кот на глаза не показывался, хотя я и ему вынесла блюдце подкисшей сметаны (иной в доме ведьмы не найти).
- Ты что же это, не добился руки принцессы? – завела я разговор, пока путник окончательно не заснул над миской похлёбки.
- Так обоих уже сосватали, – пробормотал юноша, выуживая из миски куриную лапу.
- А третья?.. – от таких слов я даже растерялась.
- Третья? – гость вытащил обсосанную лапу из своего голодного рта, кинул под стол, где её подхватил неизвестно как очутившийся в доме кот. – Так ещё прошлой зимой, когда я первый раз проходил через ваши земли, две было.
Такого поворота я не ожидала. Неужто кого-то из племянниц новоявленный правитель для себя приберёг?..
- Не видел ли ты, может быть, хоть одним глазком, сестёр? Али, может быть, слышал о них словечко?
- Слышал, да не одно, - охотно кивнул путник.
- А не говорили ли, что одна из сестёр красива, точно весенний цветочек?
- Ох, такого точно не слыхал, - мой намёк пришёлся к месту, парень сразу понял, к чему я клоню. – Только что у одной нос долог, как и язык, а у второй не разберёшь, руки или глаза загребущей.
Всё сходится, подумалось мне, младшей дочери, самой любимой королём и народом, нету. Что-то с ней сталось? Заточил в башню? Заключил коварный брак? Казнил? Или она сама...
Пока я размышляла, гость мой и сам решил кой о чём поспрашивать.
- Вот как становятся ведьмами? – вопрос поставил меня в тупик. – Год тому назад я проходил через ваши земли, остановился на ночлег в домике, где пекут вкусные пирожки. А давеча возвращался, так услышал, будто в том лесу ведьма живёт, частокол у ней черепами людскими унизан. Правда ли это? Та же самая это ведьма, что пирожками меня кормила, или новая вместо неё в лесу поселилась? И если та же самая, то как же она ведьмой сделалась?
Слишком много вопросов, тарахтит так, что у меня боль из сердца в виске засвирбела. Вскочила я, вытащила котелок с кашей, да весь, не раскладывая, перед парнем бухнула.
- А что же это ты шастаешь туда-сюда? Заняться нечем? – лучшее дело в таком случае о другом заговорить.
- Да меня наш король послал. Вот я в путь и двинулся.
И дальше речь его полилась, словно камнепад в горах. Столько слов быстро боль мою спровадили, только маленький комарик точно за ухом засел.
И только когда котелок опустел, снова неспокойно мне стало.
- Зачем же ты ходил так долго?
- Жениться захотелось. Да только король наш не дозволяет – дочка у него одна, просто так отдавать он её не хочет. Иди, велит, туда, не знаю куда, да принеси мне то, не знаю что. Вот и пошёл.
И ничего вроде бы не сказал он такого, частый случай, многие так от нежеланных женихов да зятьёв избавляются: либо не найдёт ничего, либо сгинет в пути. Но мне всё неспокойнее стало.
- И вот идём мы с моими дорогими зверюшками, я последнюю корочку хлеба дожевал, а звери меня не оставляют, не охотятся, сами голодные. По лесу тому самому идём, где дом с пирожками... или ведьма, кто ж сейчас разберёт, идём, и вдруг нахожу я что-то. Смотрю – не пойму. Не знаю, что это. Показываю лягушке – не знает. Волк понюхал, да нос отвернул. Кот и нюхать не стал, а свин и вовсе испугался. Крысу дал, и тот не стал грызть. Не знаем, говорят, что это за такое.
Если уж даже крысюк пропащий не признаёт за съедобное, редкая вещь должна быть.
- Так я и понял, что нашёл то, не знаю что...
- Покажи, - голос мой совсем охрип от молчания да волнения.
Парень, кажись, испугался того, но в котомку свою полез, достал свёрточек. У меня аж руки затряслись. Я развернула тряпки, и достала то, «не знаю, что». Вот только я знаю. Я – знаю.
- Ты ложись спать... хоть на лавку, хоть на печку, хоть где ложись. А мне... мне пора.
Гость мой даже испугался, да так, что и сказать ничего не успел. А я в сарай метнулась, свинью окfянную не затоптала едва, да только надо мне было поскорее коня своего оседлать, да вывести.
Накормила я, напоила странника, в баньке попарила. След мне был рядом сесть да речь завести, а не самой выспрашивать. А я бы завела речь. Такую речь завела бы, настоящую сказку. О том, как становятся ведьмами.
Жил в той сказке король, было у него три дочери. Или, положим, был у него брат. И три дочери. И вот король умер, а брат на престол взошёл. И решил жениться на одной из дочерей покойного короля. А любил он, конечно же, младшую, которая была, конечно же, как весенний цветок прекрасна.
И вот, спрашивает он у старшей, любит ли она его, и как сильно. И та отвечает... неважно что. И вторая отвечает. А третья, предположим, молчит. Или говорит какую-нибудь мудреную глупость. И новый король от злости ссылает её в избушку в глухом лесу, да по всем деревням объявляет: «сегодня бесплатно – завтра за деньги».
Только такой дурак, который туда, не знаю куда ходит, может решить, будто речь о пирожках идёт.
Остальные-то, да хоть те же рыцари, которые на турнир поехали, прекрасно знали, за что им в лесу платить не надо. Да и кто плату с них будет брать? Одинокая девчонка, росшая за замковыми стенами под присмотрами нянюшек?
А я знаю, знаю... И какие пирожки там пекут, и откуда черепа на заборе берутся. Только когда домик мой далеко за спиной остался, заметила я, что так и сжимаю то, прекрасно знаю что...
Ручку детскую, в тряпочки завёрнутую, воронами расклёванную, лисицами растащенную. Вот что сердце моё чувствовало, вот зачем муравьи его жалили... Да не успела я...
Принцесса, прекрасная, как весенний цветок, в окровавленном платье, в котором, видимо, ещё по дворцу расхаживала, выцарапывала под крыльцом своего домишки новую могилку. Махонькую... И под моим крыльцом такая есть, не одна.
Вот так и становятся ведьмами.

@темы: Фест апрель-май 2015

---

Пятый дракон

[Mr.Chaffinch]

Spring-8. Расскажите мне про невезучего черного мага. такого, который "сделать хотел грозу, а получил козу", про "прекрасную девственницу", которую должны были принести в жертву, и пять драконов - по одному на каждую сторону света. и пусть в конце усердие будет вознаграждено, а желание сократить путь - наказано.

Название: Пятый дракон
Автор: Mr.Chaffinch
Рейтинг: G
Жанр: приключения
Предупреждение: немного китайской мифологии, упоминания скандинавской мифологии
Размер: мини (5064 слова)

Пожилой согбенный мастер сидел за солидным дубовым столом над горкой исписанных листов и добросовестно перечитывал каждый из них, иногда и не по одному разу. Он сразу узнавал и убористый почерк отличников, надеявшихся поразить преподавателя всеми масштабами своей эрудиции, и размашистые каракули иных персонажей, старающихся заполнить необходимый объем сочинения не столько знаниями, сколько переносами со строки на строку. Мастер не очень винил их - он и сам не был великим знатоком истории магических учений, ему хватало того необходимого минимума, который требовался когда-то для поступления в гильдию. Хватит и нынешним молодым магам. Пожалуй, всем, кроме Рональда. Впрочем, этому вообще не грозит сдать экзамен ни по каким параметрам: самым большим его достижением в области магии по-прежнему оставалось эффектное исчезновение в клубах дыма, - и то мастер подозревал использование дымовой шашки.
- Бездарь! - мрачно пробормотал мастер, вычеркнув из сочинения утверждение о том, что Мерлин был величайшим из асов.
И в этот момент за окном что-то грохнуло, да так, что свет на мгновение померк, а стекло разлетелось вдребезги. Еле мастер успел прикрыть широким рукавом лицо от осколков. В бешенстве он подскочил к окну с прытью, не подобающей его возрасту, и успел увидеть исчезающие за клубами сизого дыма непослушные рыжие вихры.
Тут долготерпению мастера пришел конец, хотя он многое мог снести из снисхождения к молодому поколению, а более всего - из-за того, что за каждого ученика ему полагалась особая ежемесячная плата от гильдии, заинтересованной в одаренных молодых людях. Но кто и когда счел одаренным бездаря Рональда, ленивого неумеху, вечного недоучку, самого негодного из всех, кто когда-либо имел магические способности?! Мастер мог только посмеяться над непрозорливостью этого человека. Потому, отерев лицо от сажи, которую оставил на нем странный дым, он немедленно отправился в сад. И уже через полчаса юный Рональд, все еще растрепанный и несколько чумазый, стоял за воротами дома учителя, тиская в руках узелок со своими небогатыми пожитками. Не помогли ни мольбы, ни уговоры, что это он случайно, ни обещания сию же секунду исправиться.
- Вот злыдень! - сказал Рональд себе под нос, показал воротам язык и, оставив их скрипеть от возмущения на ветру, не спеша двинулся вдоль по улице.
Не сказать, чтобы родители ему очень обрадовались.
- И-эх, - сокрушенно сказала мать, бухнув перед ним на стол кружку с молоком и уперев руки в бока. - Отощал!.. Мы-то думали, в гильдию вступишь, в люди выйдешь! Да видно, не судьба. Что же, станешь мне помогать торговать на рынке.
- Еще чего, - пробормотал Рональд в кружку.
- Он тебе все яйца переколотит, - предрек отец из-за открытой двери в мастерскую.
- И ничего не переколочу, - сообщил Рональд кружке.
- Да оторвись ты от своих часов, выйди! Тут судьба ребенка решается! - всплеснула руками мать.
Отец послушался, появился на пороге и посмотрел на Рональда из-под подвязанной для работы рыжей челки скорее насмешливо, чем строго.
- Ну что, ребенок, ко мне в подмастерья или с матерью на рынке торговать?
- Ни то, ни другое, - важно сказал Рональд. Все еще кружке. - Я стану магом.
- Ой ли. Три года в учении, а толку нет! Отощал только.
- И ничего не отощал. Старый мастер думает, что выгнал меня - и делу конец. А в гильдию не только через его учение принимают! - заявил Рональд. Он приподнялся, воспрял, озаренный внезапной идеей. - Есть ведь в уставе пункт про прием победителей чудовищ? Есть! Так что же мешает мне, без пяти минут черному магу?..
- Чудовищ?! - ахнула мать, прижав ладони к щекам.
- Вот что, черный маг, отмыл бы ты свой черный лик - и спать. Завтра день рано начнется, - сказал отец тоном "кроме шуток" и снова скрылся в мастерской.
Однако того, насколько рано начнется день непосредственно для Рональда, он и не предполагал. Еще все спали, когда тот, снова вооруженный не разобранным с вечера узелком, тихонько выскользнул из дома. Путь его лежал в гавань, ибо каждый знает - чудовища водятся нынче лишь на краю света. Добраться до него иначе, как по морю, и мечтать нечего, тут никакая дымовая шашка не поможет.

Если бы свирепая холера не унесла столько жизней за последний месяц, то нахального "зайца" ссадили бы в ближайшем порту или даже отправили поплавать, как выразился хмурый боцман. Теперь же, когда каждый человек был на счету, капитан принял мудрое решение: если хочет, пусть остается юнгой.
- Я без пяти минут черный маг!.. - заладил было свое "заяц", гордо вздернув чумазый нос, - и безжалостно получил по нему половой тряпкой.
- Если палуба будет черной, всыплю плетей. А магией ты ее будешь драить или руками, мне насрать, - сказал боцман.
Некоторые легковерные из команды даже притихли - не превратит ли боцмана без пяти минут черный маг в лягушку за такие речи? Но маг не превратил, только шмыгнул носом и взял тряпку. Джеймс подумал, что это разумно. В то, что мальчишка в самом деле маг, он не поверил, а для обычных смертных шутки с боцманом плохо заканчиваются. Уж на что к нему самому как к штурману отношение было особым, - с одной стороны слегка благоговейным из-за объема знаний в его голове, а с другой стороны несколько недоуменно-презрительным, - а и ему, бывало, доставалось.
Но от прилепившегося намертво прозвища - "без пяти минут черный маг" - новоиспеченному юнге было теперь не отделаться. Напрасно от твердил, сначала сердито, потом едва ли не с мольбой, что зовут его Рональд. Матросы только зубоскалили, интересуясь, когда пять минут наконец выйдут.
Плюнув на свое положение объекта всеобщих насмешек, Рональд покорился судьбе, день за днем натирая палубу, перетаскивая грузы и даже удостоившись участия в сматывании тросов в бухты, хоть, по замечаниям зорко следившего за его успехами боцмана, он и оставался криворуким салагой.
Поначалу было так тяжело, что все то немногое время, что отводилось ему на отдых, Рональд спал. По команде вставал, не вполне еще очнувшись, шел куда велели и делал что велят. Чинов он не разбирал, матросам подчинялся так же, как и начальству, что приводило тех в восторг и вызывало приступы бурного остроумия. Задав что-нибудь в духе привязки к мачте сапог боцмана, - "они сам велели, для просушки!", - шутники с удовольствием наблюдали сначала за тщательным исполнением дурацкого задания, а потом - за суровой расплатой за некритичность мышления. Впрочем, случай с сапогами был последним такого рода, потому что боцман дознался, кто надоумил дурачка, и зачинщику влетело не хуже, чем Рональду. Достоверно было известно, что сам Рональд никого не выдал, что снискало ему если не уважение, то, по крайней мере, покой.
Джеймс наблюдал за перепитиями в жизни Рональда лишь издали. Во-первых, у него было полно своей работы, во-вторых, сам он не обладал достаточным авторитетом, чтобы защитить Рональда от издевательств команды. В конце концов, утешал он себя, трудности для молодости - во благо. Хотя бы про магию юнец больше не вспоминает, занятый реальными, полезными делами.
Однако не прошло и месяца, как о магии возмечтала вся команда, от капитана до последнего матроса, потому что только чудо могло спасти их.
Шли хорошо - узлов восемь, паруса не теряли свежего ветра, полосу штиля миновали удачно, оставалось буквально обогнуть хорошо знакомый мыс - и вот она, цель путешествия, большой торговый порт, где оставят одни грузы и заберут другие, чтобы идти с ними обратно. Благополучное прибытие казалось делом решенным, местный фарватер был настолько хорошо изучен, что и лоцмана брать не стали. В этом была причина или привычный путь настолько изменился, что и лоцман бы не спас от беды, а только посреди ясного светлого дня корабль вдруг сотряс мощный удар. И в тот же миг порыв ветра, ставшего из свежего едва ли не ураганным, согнул, как травинку, грот-мачту и с треском преломил ее. Ничто не предвещало шторма еще пару минут назад - и вот он уже бушует вокруг во всей красе, заливая корабль сверху волнами в дополнении к потокам, хлещущим через пробоину в трюм.
Пробовали закрыть пробоину парусом - без толку. Корабль хрипел и скрежетал, буквально разваливаясь на части, и было во всем этом внезапном крушении нечто настолько мистическое, что капитан не решился на долгую борьбу. Были спущены шлюпки в надежде, что до близкого берега удастся добраться. Оправдались ли она - о том ни Джеймс, ни Рональд не узнали.
Их смыло в море - и во всеобщей суматохе никто не озаботился их спасением. Джеймс и не ждал спасения, занятый одним чаянием - вцепиться во что-нибудь деревянное. Очень кстати подвернулся обломок грот-мачты. Обняв его крепче, чем родного брата, Джеймс закрыл глаза и отдался на милость морских богов, другого ему не оставалось.
Очнувшись, Джеймс с удивлением обнаружил себя на берегу. Морские боги были милостивы или кусок дерева спас - главное, он был цел, невредим и даже на суши. Поднявшись, Джеймс принялся оглядываться. Кругом не были ни души, если не считать Рональда, вцепившегося, оказывается, в тот же обломок и пришедшего в себя одновременно с Джеймсом. Он сел, встряхивая головой и озираясь.
- Ох, неужели я живой?
- Похоже на то, - сказал Джеймс, ежась. Ветер был еще крепок, хотя море уже успокаивалось. Казалось, оно бушевало только для того, чтобы сбросить с себя самоуверенных людей, а теперь снова пришло в хорошее расположение духа.
- А где это мы?
Вопрос был не лишен резона. Вряд ли их могло отнести далеко от все того же мыса, но Джеймс на всякий случай поднял взгляд к небесам, надеясь сориентироваться по солнцу.
- Что за чертовщина! - воскликнул он, найдя солнце вовсе не там, где ему следовало быть: день только начался, но солнце уже стояло в зените. Пришлось счесть, что не стоит доверять собственным глазам после столь бурного приключения. Требуется отдых, просушка одежды и, желательно, кружка горячительного - тогда и солнце встанет на место, и в голове просветлеет. Так Джеймс и сказал Рональду.
- За костром дело не станет, - уверил Рональд. Он вытянул вперед руку ладонью кверху - и на ладони заплясали веселые язычки пламени.
Джеймс даже не удивился. Свихнулся - это ничего, это бывает. Зато жив.
Они было приблизились к густым темным зарослям за песчаной полосой в надежде добыть дров - но их ждало жестокое разочарование: растительность была травянистой, хоть и высокой, и такой сочной, что жечь ее нечего было и думать. Ничего не оставалось, как двинуться вдоль берега, предоставив одежду солнечным лучам.
Твердо решив не доверять своим глазам, Джеймс не дрогнул, когда за очередным обойденным крупным камнем в его тени обнаружилась девушка в красном одеянии. Она сидела прямо на песке и имела очень праздничный вид - черные волосы ее были богато убраны цветами, с шеи свисали нитки бус, на запястьях позванивали браслеты. Лицо ее показалось Джеймсу немного странным, непривычна была форма разреза глаз. Но в целом оно было вполне миловидным.
Только когда Рональд вскрикнул и радостно устремился к ней, Джеймс понял, что это не видение.
Девушка в свою очередь испуганно вскрикнула и дернулась. Тогда Джеймс заметил, что то, что он принял за браслеты, на самом деле - цепи, надежно удерживающие девушку около камня.
- Не бойтесь нас! Мы несчастные моряки, потерпевшие крушение... - затараторил Рональд.
Девушка одновременно испуганно залопотала на чужеземном языке, воздевая руки в отчаянных жестах. Вслушиваясь, Джеймс понял, что это какой-то из диалектов далеких восточных земель Минь или нечто, сродное им. Откуда на этом мысе могла взяться девушка из тех краев, оставалось неразрешимой загадкой. Собрав по закромам памяти остатки знаний, Джеймс перебил Рональда:
- Я и он - море, моряки, - сообщил он, для верности ткнув в свою грудь и в сторону Рональда пальцем. - Она? - он ткнул пальцем в девушку.
- О, ты знаешь ее язык! - обрадовался Рональд. - Спроси, зачем она тут сидит.
Девушка разразилась длинной тирадой, из которой Джеймс с грехом пополам понял только, что она ожидает здесь смерти, которая должна прийти с моря. Он передал это Рональду. Тот немедленно схватил за конец цепи и убедился в ее прочности. Цепь начиналась браслетом на правой руке пленницы, опоясывала камень и заканчивалась браслетом на левой руке. Не сдвинув камень, не разорвав цепь или не взобравшись на высокий гладкий камень, чтобы перекинуть цепь через него, девушка не смогла бы освободиться.
- Делов-то, - сказал Рональд, крепко сжав цепь в кулаке. Через несколько мгновений что-то закапало из его ладони на землю, а затем упала и разорванная цепь - будто расплавленная под ладонью.
- Пять минут прошли? - глупо спросил Джеймс, глядя на него во все глаза.
- Что? А, это пустяки. Это я и раньше умел, - скромно сказал Рональд и вздохнул, вспомнив, как запаливал в руке дымовые шашки прежде, чем эффектно исчезнуть перед очами старого мастера. О том, что этим его умения и ограничиваются, он не стал распространяться.
Девушка между тем не спешила радоваться вновь обретенной свободе, а продолжала сидеть, поникнув, как сорванный цветок.
- Идти кабак, - обратился к ней Джеймс. - Тьфу... просто идти. Идти отсюда.
Она подняла лицо, мокрое от слез, и снова горячо заговорила, показывая что-то на пальцах. Джеймс хмурился и кусал губы, всеми силами стараясь понять ее.
- В общем, напрасно ты ее освободил, - наконец резюмировал он. - Она хочет умереть. Потому что ей шестнадцать и мужа у нее нет.
- Мне тоже шестнадцать и у меня тоже нет мужа. Это ж не повод помирать! - возмутился Рональд. Он схватил девушку за плечи и попытался поднять, но она отчаянно сопротивлялась, повторяя все одно и то же слово. Джеймс вдруг вспомнил его значение.
- Чудовище! - воскликнул он. - Оставь ты ее. Она здесь как дань некоему чудовищу, - и сам поразился своей догадливости. - Видно, у них... у ее народа шестнадцатилетние девицы считаются залежалым товаров, вот и скармливают их какому-нибудь духу моря.
- Тем более пусть уходит отсюда, - заявил Рональд, на всякий случай оглянувшись по сторонам - пока чудовища не было видно.
- Тогда пострадает ее семья, как я понял.
- Да и черт бы с такой семьей, - пробурчал Рональд. Он сел рядом с девушкой и сосредоточенно потер лоб, пытаясь придумать выход. Кажется, просто уйти не приходило ему в голову. - Рональд, - сообщил он, показав на себя.
- Сюли, - невесело представилась в ответ девушка.
Джеймса так и подмывало спросить, где люди, найти поселение и, как он надеялся, получить помощь и какое-нибудь средство добраться до порта. Но вместо этого он тоже назвал свое имя и сел на землю. Некоторое время они сидели так в молчании, напоминая кружок неудачливых заговорщиков. Сюли робко разглядывала Джеймса - видимо, среди ее родичей не водилось светлокожих, светловолосых и голубоглазых, да еще явившихся из пучины моря.
- Я и отправился на край света, чтобы победить чудовище, - наконец нарушил молчание Рональд. - Но если честно, не подумал, как именно я буду его побеждать. Мне казалось, должно быть какое-то известное средство. Пусть расскажет побольше о нем.
Сюли усердно изложила все, что знала о чудовище со странным именем "нянь". Но Джеймс понял едва ли треть из сказанного. Явится нянь в безлунную ночь, заберет дань, а как победить его - знает лишь пятый дракон.
- Думаю, это идиома, - добавил он о последнем утверждении. - Вроде нашего "черт его знает".
- А вдруг нет! - воскликнул Рональд. - Почему именно пятый? Сколько их всего? Где их найти?
Джеймсу пришлось выспрашивать все это у Сюли, используя более жесты и мимику, чем свой небогатый словарный запас.
- Я был прав, - наконец с мрачным торжеством объявил он. - В их поверьях есть по дракону на каждую сторону света. А их четыре штуки. Так что пятого дракона вообще нет.
От таких сведений Рональд совсем расстроился и ни капельки не удивился, когда на рукав его капля за каплей полились слезы Сюли. Кому же умирать хочется! Только что-то уж очень бурным потоком льются слезы. Обернувшись, Рональд с удивлением обнаружил, что то не слезы, а капель сверху, с усатой чешуйчатой лазурной морды, возвышающейся над камнем. Морда внимательно смотрела на его совершенно осмысленным человеческим взглядом.
- Нянь!!! - заорал Рональд и кинулся бежать, с положения сидя получилось - на четвереньках. Джеймс и даже Сюли последовали за ним в меру своих сил.
- Я не Нянь! - громогласно и несколько обиженно возвестила морда. - Я Ао-Куан!
Сюли остановилась. На лице ее теперь читался не ужас, но крайнее изумление. Она что-то спросила у морды, а та довольно закивала.
- Тот самый, - уверила она. - Слышу, вы про драконов говорите, дай, думаю, погляжу. Может, это те, кого я на берег вынес сегодня. Повернулся немножко, чихнул, скорлупку вашу и того... Эх, - он вздохнул, всколыхнувшись усами.
- Ао-Куан! - изумленно воскликнула Сюли, качая головой.
- И сколько у вас тут чудовищ? - спросил Джеймс, не отваживаясь приблизиться к камню. - Ты-то нас есть не собираешься?
- Вот еще, - фыркнул Ао-Куан. - Мы, драконы, таким не занимаемся.
- Так ты дракон! - обрадовался Рональд. - Не пятый случайно? Не знаешь, как Няня одолеть?
- Нет, не знаю, - сказал Ао-Куан. - И никакой я не пятый. Я восточный. А зачем вам одолевать Няня?
Сюли рассказала ему свою историю. Дракон прекрасно понимал оба языка, на которых говорили люди, а отвечал так, что понимали его сразу и Джеймс с Рональдом, и Сюли. Как это у него получалось, осталось за гранью разумения Джеймса, а остальные и не интересовались, волнуясь, не знает ли Ао-Куан средства против Няня или того, кому оно ведомо.
Ао-Куан был так растроган рассказом Сюли, что даже прослезился, утирая глаза кончиками усов.
- Как образумить Няня я не знаю, - сказал он наконец. - Но я-то еще молод, всего-то восемьсот лет. А другие - они, может быть, и знают. Давненько я не наведывался к ним в гости! Решено, сегодня же навещу всех и поспрашиваю. До вечера как раз обернемся. Кто со мной? А то они такие, знаете ли, еще не поверят мне...
- Я! - сразу же вызвался Рональд.
Сюли сказала, что она бы отправилась непременно, но ей нужно оставаться здесь на случай, если Нянь явится раньше. Джеймс поглядел на Рональда, поглядел на Сюли...
- Оставайся уж, - разрешил ему Рональд. - В случае чего хоть Няню зубы заговоришь. Он по-нашему, наверное, не понимает.
Ао-Куан склонил могучую чешуйчатую шею к самой земле, и Рональд взобрался на нее. Накрепко вцепившись в усы, он приметил, что крыльев у дракона нет, тело свивалось в кольца, как у гигантской змеи, и терялось где-то в волнах. Стало быть, придется не по воздуху лететь, а плыть.
- Не тебя, случаем, Йормунгандом называют? - осененный догадкой, спросил Рональд.
- Нет, так дразнят моего старшего брата, дракона севера, - отозвался Ао-Кун. - Но мы сначала на юг отправимся. Потому что там бананы. Держись!
И он стрелой полетел над волнами. Рональд даже удивиться не успел - а берег с Джеймсом и Сюли уже скрылся из виду. Слететь бы ему с такой скоростью с дракона и найти свой конец в волнах, - но покойно было, будто не на драконе летит он над гладью морской, а все еще сидит на берегу. Только легкий ветерок и ощущался. Море сияло в солнечных лучах и слепило глаза. Рональд зажмурился, а когда снова открыл глаза, перед ними уже возник приветливо зеленеющий остров. Пальмы помахивали им, будто старым знакомым. А на отмели грелся огромный черный змей. Рональду показалось, что он даже крупнее Ао-Куана. Брови у него были седыми, усы еще более пышными, чем у младшего собрата, они вольно развевались от его могучего храпа, а чешуя лоснилась и переливалась на свету отблесками золотого и алого.
- Привет, братишка! - непринужденно крикнул Ао-Куан.
- Мгрх, - недовольно ответил братишка.
- Расскажи ему все, он поможет, - пообещал Ао-Куан и почти скинул Рональда на отмель. Его жадный взгляд был всецело занят зеленью острова. - Бананы! - и он без дальнейших пояснений устремился на поиски любимого лакомства. Для того он даже выполз из воды. Поглядев, как он, кольцо за кольцом, извивается, сминая хрупкую зелень, Рональд вздохнул от грандиозности зрелища.
- Кто будешь? - спросил его басовитый голос.
Рональд тут же обернулся. Прямо на него подозрительно смотрел желтый внимательный глаз. Сверх того черный дракон даже усом не пошевелил.
- Меня зовут Рональд, - как можно почтительнее сообщил Рональд и на всякий случай поклонился. - Я ищу способ одолеть чудовище Няня, чтобы оно больше не пожирало людей. Не знаете ли вы, как это сделать?
- Ао-Цинь знает многое, - пророкотал дракон. - И про зной, и про холод, и про жирафов, и про пингвинов, и про пустыни, и про заводи, и про лианы, и про леса без тени... Хр-р-р...
- Кхм, - деликатно кашлянул Рональд. - А про Няня знаете? Такое чудовище, людей ест.
- А? Что? - переспросил Ао-Цинь. - Нянь... Да, да, Нянь. Ао-Цинь ни разу не видел его, даже во сне. А он очень велик?
Рональд признался, что не знает, но думает, что очень, после чего Ао-Цинь назидательно сказал, что надо не думать, надо знать. И снова погрузился в сладкую ленивую дремоту.
- Ну что? - спросил Ао-Куан, вернувшись с острова всего через каких-нибудь полчаса. Выглядел он очень довольным.
- Ничего, - сердито ответил Рональд. Ему ничего не оставалось, как сидеть все это время на отмели рядом с Ао-Цинем и слушать его заливистый храп. - Не знает он. Спит все время.
- Это со всеми драконами к старости так, - снисходительно пояснил Ао-Куан.- Ему ж уже... Нет, не помню. В общем, он, конечно, младше дедушки, но тоже древний. А дедуля так вообще спит всегда. На запад?
И они понеслись на запад все тем же манером: Ао-Куан скользил по водной глади, а Рональд сидел на его шее. Не счесть, сколько опасных рифов пронеслось мимо, все были обойдены с величайшим искусством существа, не раз резвившегося в этих краях.
Второго брата Ао-Куана они застали за серьезной работой: он вел учет своим делам, деловито перекидывая хвостом костяшки на огромных счетах из слоновой кости. Они были установлены между двумя высокими валунами прямо в море. Сам дракон был полностью красным, только усы и шерстка под подбородком золотые.
- Два пишем, семь на ум пошло... - сосредоточенно бормотал он.
- Привет, привет! - провозгласил Ао-Куан. - А я к тебе Рональда привез.
- На что мне твой Рональд, когда у меня по нересту желтоперого тунца недостача? - строго спросил красный дракон.
- Так это... - растерялся Ао-Куан. - Ао-Цзюнь, мы ж тебя ненадолго оторвем от дел. На самую чуточку. Не знаешь, как чудовище Няня извести, а? Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста!
- Время - деньги! - отрезал Ао-Цзюнь и снова защелкал своими счетами.
- Как это - деньги?! - взвился Рональд, чуть не упав в море от возмущения. - Какие уж тут деньги, когда живого человека могут съесть?!
- Плохо вы знакомы с принципами рыночной экономики, молодой человек, - сурово ответил Ао-Цзюнь. - Впрочем, впрочем... и мы не лишены милосердия, - добавил он уже мягче и, приподняв счеты, так стряхнул костяшки, что море заволновалось. - Кого там опять Нянь съесть собирается?
- Одну девушку, - сказал Рональд с надеждой. - Так вы его знаете?
- Как не знать. Такой с бивнями, мохнатый, вымер уже. Или зубастый такой ящер?..
- Ты все путаешь! - раздраженно сообщил Ао-Куан. - Нянь не вымер. И нам надо его победить во что бы то ни стало!
- На здоровье. От меня-то что нужно?
- Как победить-то?!
- А я почем знаю! Мечом, водометом, кочергой наконец, - были бы у Ао-Цзюня плечи, он бы ими очень выразительно пожал.
- Вечно с тобой не столкуешься, - проворчал Ао-Куан. - Не знает он, - обратился он к Рональду.
- Я понял, - уныло ответил тот. - На север?
И они двинулись в путь, не тревожа прощанием Ао-Цзюня, снова защелкавшего костяшками.
На сей раз дорога была длинна и куда более разнообразна. Мимо проносились суда, казалось, не замечавшие ни дракона, ни его наездника. Ао-Куан чаще поворачивал, огибал участки суши. Постепенно стало холодать. У Рональда совсем озябли пальцы, когда навстречу поплыли льдины. Сначала Ао-Куан шел сквозь них, разламывая и кроша, а после, когда толщина льда уже была достаточной, вылез и пополз прямо по белой скользкой глади. Рональду опять пришлось закрыть глаза - сияние вокруг было почти невыносимым. Вдруг приличных размеров снежный шар упал совсем рядом с извивающимся хвостом Ао-Куана.
- Э-гей! - задорно окликнули их. Но не успел Ао-Куан обернуться на зов, как второй снежок прилетел ему по уху и едва не сшиб Рональда.
Навстречу им, мастерски прячаясь среди глыб льда, пробирался белый дракон севера. Сообразив, что его заметили, он приподнялся, более не таясь, и широко улыбнулся во всю свою зубастую пасть.
- Кого я вижу! Мелочь пузатая!
- На себя посмотри, - обиженно сказал Ао-Куан. - Мы к тебе по делу, а ты кидаться.
- И всего-то чуточку, - уверил белый дракон. - А кто - мы?
- Я и Рональд.
- Привет, Рональд! Я Ао-Шунь, - кончик белого хвоста протянулся как для рукопожатия. Рональд осторожно коснулся его пальцами, надеясь, что они тут же не пристынут. Хвост был шершавый, гладкий и на удивление теплый.
- Вы не знаете, как победить чудовище Няня? - спросил он.
- Кого-кого? Няня? Нет, не знаю. А что мешает просто дать ему в нос?
- В нос? - ошарашенный таким предложением, переспросил Рональд.
- Ну да, в нос. Или что там у него вместо носа? Хобот?
- Знаете, мне как-то эта мысль не приходила в голову, - признался Рональд смущенно. - То есть, наверное, раз уж ему платят дань, то человеку его не одолеть, но если бы ты, Ао-Куан, помог нам...
- Если он не морское существо, то могу ли я вмешиваться? - засомневался Ао-Куан. - Положено ли так?
- А ты положи, - задорно посоветовал Ао-Шунь. - Или трусишь?
Ао-Куан погрузился в тяжкие раздумья и молчал всю обратную дорогу, тревожа Рональда тем, что так и не выказал твердого согласия дать Няню в нос или что бы у него там ни было. Оставалось утешаться тем, что дракону просто не до разговоров - он очень спешил, ведь уже наступил вечер и времени оставалось все меньше. Когда впереди нарисовался знакомый берег и можно было различить на нем две человеческие фигурки, Рональд вздохнул с облегчением. Хотя бы пока никого не съели.
Джеймс и Сюли принялись кричать и показывать на приближающегося дракона пальцами, но радость их была преждевременной: ссадив Рональда на сушу, Ао-Куан заявил, что по ему надо посоветоваться с дедушкой, и, не дожидаясь возражений или уговоров, исчез под водой, подняв тучу брызг.
- Куда это он? Вы что-нибудь узнали? - затеребил Рональда Джеймс.
- Ничего мы не узнали, а он пошел спрашивать разрешения у дедушки на драку с Нянем, - ответил Рональд и подробнее рассказал о своем путешествии.
Джеймс внимательно выслушал, с каждым словом все больше мрачнея. Сюли молчала, переводя взгляд с Рональда на Джеймса и обратно. Она поняла главное: пока чудесное средство не выявлено, а будет ли помощь от Ао-Куана - неизвестно.
Сумерки между тем сгущались. На небе зажглись звезды, и напрасно Джеймс старался отвлечь Сюли, называя их по именам. Она печально молчала, прижавшись к его плечу, и только изредка принималась уговаривать его уйти и оставить ее на волю судьбы. Про Рональда они как будто забыли. Он решил, что это не очень-то вежливо с их стороны после того, как он ради них мотался по стольким морям, и, устроившись за камнем, подальше от неблагодарных, ради развлечения чертил в воздухе огненные узоры. В их отсветах он первым заметил приближающийся темный силуэт.
Мягко ступая большими лапами, к камню крался огромный зверь - то ли бык, то ли лев, с рогами и гривой, с блестящими крупными клыками, торчащими из пасти. Он жадно втягивал носом воздух и с любопытством глядел на Рональда.
- Нянь!!! - заорал Рональд. Огонь в его ладонях взвился вверх столбом, рассыпаясь искрами.
Нянь испугался. Фыркнув, он отбежал назад и сел на хвост, нервно облизываясь. Жгучие искры ему не нравились, огненный человек - и того меньше. И даже явившийся с чем-то наподобие дубинки второй человек, с которым так славно было бы поиграть при других обстоятельствах, был совершенно недоступен из-за противного огня.
Джеймс, вооруженный куском того самого обломка мачты, который спас их с Рональдом жизни, тоже не решился близко подходить к разбушевавшемуся юному магу. Он замер , пытаясь оценить, кто в данной ситуации опаснее лично для него и - в первую очередь - для Сюли.
Так бы и стоять им друг против друга еще долго, если бы из моря не поднялся дракон. Это был не Ао-Куан, которого уже и не чаяли дождаться, а другой, куда крупнее, с золотой чешуей. Седые усы его тянулись вниз и терялись в морской пене. Он поднимался и поднимался, нависая над берегом, и, казалось, заслонил собой небо.
- Нянь! Опять озоруешь?! - громовым голосом вопросил он. - Вот я тебе!
Нянь задрожал и заскулил, поджимая хвост и отползая во тьму.
- Ты у меня во мраке не затеряешься, - догадался о его замысле золотой дракон. Он дунул - и шею Няня обвил толстый узорчатый ошейник, на котором засиял яркой звездочкой маленький красный фонарик.
От такого новоприобретения Нянь сначала завертелся волчком, потом попытался передними лапами снять ошейник, а когда это не удалось, сел на хвост и задумался. Потрогал фонарик лапой. Подумал еще. Подошел к морю, пытаясь заглянуть в него, чтобы увидеть свое отражение.
- Красивый, красивый, - уверил дракон и услужливо подставил гладкий бок, чтобы Нянь мог разглядеть себя.
Вглядевшись, Нянь радостно взвизгнул, подскочил, едва не поймав собственный хвост, и помчался вдоль берега. Долго еще мелькала во мраке красная звездочка - то в восторге танцевал довольный Нянь.
- Так, теперь вы, - строго сказал дракон, обратившись к притихшим Рональду, Джеймсу и вышедшей из-за камня Сюли. - С этими двоими все ясно, совет да любовь. А ты, молодой человек, о чем думаешь? - обрушился он вдруг с упреками на Рональда. - Подбиваешь моего внука на глупости, по морям носишься, когда тебе учиться бы пристало! Отправляйся-ка ты домой. И вот это захвати, - он дунул, и едва не на макушку Рональду свалилась туго перевязанная стопка учебников, завернутая в сетку из золотых чешуинок. - Путь до твоего дома неблизкий, пока доедешь, как раз дочитаешь.
- Как же я... поеду? - только и смог спросить Рональд, прижимая книжки к груди.
- Да уж не на моем внуке. У него живот болит - опять объелся бананов. Золота на книгах хватит, чтобы оплатить проезд хотя бы и до края света. Но туда тебе не надо, а надо домой. Понял?
- Понял, - ответил Рональд.
- То-то же, - промолвил золотой дракон и, прикрыв сверкающие глаза, начал медленно погружаться в море.
Ни Рональд, ни Джеймс, ни Сюли не шелохнулись, пока даже высокий гребень его не скрылся под водой. А потом будто очнулись от наваждения и заговорили все разом. Сюли смеялась и радовалась, что теперь ни ей, ни ее деревне, ни Джеймсу ничто не угрожает. Джеймс возмущался тем, как легко отделался душегубец Нянь. А Рональд издавал реплики, не богатые содержанием: "Ух ты!", "Ну и ну!" - и прочее в том же духе.

Последний вопрос на экзамене в гильдии задавал старый мастер. Он хитро прищурился, оттянул пальцем ворот, откашлялся и только после этого поинтересовался:
- Так кто был величайшим из асов?
- Один, - не колеблясь, ответил Рональд и чуть улыбнулся, вспомнив пометку в книге на полях каракулями (не иначе, хвостом писано): "Это еще как посмотреть!".
Увиденная в окно тонкая золотая цепь на шее, - знак отличия гильдии магов, - объявила родителям о результате экзамена еще до того, как он переступил порог.
- Ну что, пять минут прошли, господин черный маг? - весело спросил отец.
- Маг, просто маг, - поправил Рональд. - А цвет время покажет.

@темы: Фест апрель-май 2015

---

Две сказки

[Сусуватари]

Spring-7. Расскажи мне сказку о пользе внимательного глаза и чуткого уха, про радость учебы у Мастера самой высокой учености, создания Невиданной Полезной Штуки, от которой всем будет жить лучше

Автор: Сусуватари
Жанр: повседневность
Рейтинг: G

Предупреждение: это в самом деле истории, которые могли бы и произойти, а могли и никогда не быть; без героев и без горя; с любовью к жизни - и только.

Сказка № 1. архаичная: Про то, как важно верно примечать и быстро решаться

Острый Глаз на свое восьмое Холодное Солнцестояние был выбран в ученики к Пчелознаю.

Поначалу он едва ли не расплакался и, осыпаемый насмешками и под хихикание однолетков, пошел из круга к своему учителю, чувствуя, что все плохо. Другие пойдут учиться к охотникам, будут, как настоящие мужчины. Они после охоты похвастаются у костров меховыми шкурками и смогут гордо носить ожерелья из косточек. А он!..

Пчелознай, увидев расстройство назначенного ему ученика, не оскорбился и не дал подзатыльника (как чаще бывало, если взрослые недовольны), а усмехнулся и поторопил: пора уходить, дома свой костер ждет.

В доме у Пчелозная оказалось очень интересно - Острый Глаз даже забыл, что был расстроен: по стенам душистые травы висят, шкуры богатые на лежанке, а запах лучше и слаще, чем на поляне с липами летом. Очень хотелось все потрогать, но Острый Глаз смиренно ждал, что скажет Пчелознай. Тот показал место, где спать, сообщил, что есть будут чуть позже, а теперь - первый важный урок. И начал учить с водой играть - обязательно опускать в нее руки, да поглубже, и потом тереть рука об руку. А затем еще и обтирать руки пучком чего-то сухого и душистого. Острый Глаз с непривычки поначалу все ладони нюхал: не может быть, чтоб человек так пахнул, будто сам он цветок, или трава. И еще очень понравилось, чем накормил в честь начала учения Пчелознай: мяса вяленого дал вдоволь, а еще - ягод в меду. Да еще кусочек настоящих сот пожевать. Тут Острый Глаз решил, что его удел повкуснее прочих будет.

Учиться у Пчелозная было непросто, зато когда ученик понимал, чему учат и перенимал - это было так здорово, что поначалу все хотелось бежать к кострам и хвалиться. Но... знание было тайным, делиться им - вроде, себя добычи лишать. Ведь это новое умение Острый Глаз сам добыл, разве нет? Всю зиму Пчелознай водил его с собой по лесу, показывал тайные приметы и, главное - те дупла, в которых до весны дремлют пчелы. И еще учил делать новые дупла. Резать острым ножом, долбить, где надо. чтоб дерево не погубить быстро, а какое дерево не трогать - толку не будет, не любят его пчелы. Заодно и деревья стал различать - по почкам да коре, по ветвям. Интересно это - лес-то разный и нестрашный. оказывается.

До чего было хорошо ученье весной и летом, хоть и гонял Пчелознай нещадно: ходили они долгими путями, носили тяжелые горшки с разведенным медом для того, чтоб кормить пчел и приманивать в новые дупла еще пчел, а уж что было когда Пчелознай показывал, как отличить пчел и ос, как обойти злого шершня - страсть, что такое! И нажалили пчелы, и напугали змеи на пригреве, и намерзся в долгих дорогах - зато напробовался ранних вкусных листочков, насмотрелся как на всю жизнь вперед. Заодно и пострелял(лук, оказывается, у Пчелозная был большой убойной силы, тяжеленный, а для Острого Глаза тот припас поменьше, легкий).

Лес и поляны меняли наряды, шли седмицы, минуло одно равноденствие, за ним Солнцестояние и еще много равноденствий и Солнцестояний. Стал ученик под стать Мастеру - молчалив, в движениях плавный, больше смотрит, ходит неслышно и все прислушивается да примечает. Не хвалится шкурами - ему их в обмен на сладкий мед, на столь необходимый воск, да на целебный пчелиный клей принесут и принять попросят уважительно. Но все-таки маловато меду: не так много как хотелось бы, успевается обойти пчелиных дервьев, да и пустуют иногда дупла, приготовленные со всем тщанием. С досадой смотрит иной раз Пчелознай на собирающийся отселяться рой пчел. Вот, казалось бы, рядом угодное, почти такое же, заготовленное дупло - да не идут туда пчелы. Иной раз совсем беда, когда находит дупло какой зверь-сластена - приходит Пчелознай с Острым Глазом, приносят с собой для пчел и травы умиртворяющие, и ножи острые, и горшки с крышками - а там только злые последние пчелки по порушенному жилью ползают, ни меду, ни надежды, что будет другой мед в том же месте.

А все равно - лучше доли, чем быть собирателем меда, теперь Острый Глаз и не хочет искать: все голоса теперь знает и будто говорит с Лесом, больше слушает, а иногда и отвечает ему - птичьим криком, звериным зовом, если надо подманить. Жизнь довольно сытная - можно успевать и кореньев набрать, и ягод, и грибов, да и поохотиться тоже есть время. И все - присматриваясь, на какой цветок пчелы летят, куда возвращается пчела, много ли в семье пчел.

Однажды случилось, что пошел он брать мед да воск у одной знакомой пчелиной семьи - много там было пчелок, меду в достатке, по времени выходило, что мед можно брать, не разорив тот дом. Но когда пришел к дереву - увидел самый разгар разделения семьи. Пчелы не летели на цветы, а толпились у входа в дупло, метались, злые и настороженные: знать, новая и прежняя матери семей делились -кому оставаться, кому рисковать искать новый дом. Что ж делать? Новые улетят. а в старом доме остается мало меда, нельзя брать: так Пчелознай учил... И с отчаяния, что упускает мед, подхватил выбирающийся клубок пчел Острый Глаз в горшок для меда. Подхватил, едва мать семьи выбралась из дупла, стряхнул ее, всю облепленную детьми-помощниками, и крышкой накрыл. Сел, лоб потер - что делать? Ненароком смахнул садившуюся на него пчелу. А за ней - еще и еще смиренно норовят пристроиться. И тут сообразил Острый Глаз, что слышит он из горшка призывное гудение пчел - значит, пока мать семьи у него в руках, и все остальные пчелы не растеряются, прилетят на зов. Обрадовался и стал думать - куда б пристроить семью? И ринулся недалеко от этого пчелиного дерева искать-мастерить новый дом пчелам, а крышку на горшке придавил покрепче, чтоб жильцы не убежали.
Непросто было найти дерево - но он нашел. Нелегко почти что одним ножом расширить маленькое птичье укрытие. Исхитрился найти траву, что любили пчелы и чисто протереть дупло внутри ей. Бережно нес горшок с семьей пчел к новому дому, ужасно боясь споткнуться и наконец донес его и приложил горшок отверстием ко входу. Но что-то гудели и не спешили выбираться пчелы, привычный слух Острого Глаза это хорошо различал: не пустеет горшок, скребут маленькие ножки пчел по стенкам. рокочут крылья, взбивая воздух.
Очень осторожно приоткрыл горшок и взглянул внутрь.
Пчелы с упоением строили соты внутри горшка. В центре сидела мать семейства. Усмехнулся Острый Глаз, вытащил из мешочков у пояса привычный припас - кусок коры липы, комок воска, подцепил осторожно пчелиную мать корой, перенес и стряхнул в новое дупло А чтоб пчелы не сердились, положил воску - на строительство вклад.
И бегом от пчел, к реке - потому что все же лучше с ароматными дымами подступаться к этому делу. А он совсем забыл и нажалили - да он поначалу и не почувствовал.

Никому не сказал про это Острый Глаз, только стал чаще в одиночку ходить в лес, и брал не один - два горшка с собой.

Прошло время, седмица за седмицей, равноденствие за солнцестоняием, и стали пчелы ласковее, а мед - обильнее, и жизнь стала куда слаще.



Сказка № 2, викторианская: Про то, как важно наблюдать время

Уж так любил мистер Пим поутру яйцо в мешочек, так любил, - не передать словами. Бывало, выйдет к завтраку, внимательно осмотрит стол и первым делом придвинет к себе яйцо в подставке. Обязательные два яйца поутру - это просто: не забыть заказать в лавке, да поставить вариться рано утром. Но когда мистер Пим брал свою серебряную ложечку за завтраком, начинались сложности. Первая сложность - он всегда сомневался. вареное ли оно. И потому для нчала откладывал ложечку в сторону, извлекал еще горячее яичко из подставки и... крутил его по столу (хотя, ясное дело - раз горячее, то хоть сколько-то вареное, верно?). Потом, удовлетворившись скоростью вращения яйца, снова вставлял в подставку. И наносил очень осторожный удар - всегда с острого конца. И прислушивался - как звучит? Как крутое? Или хоть чуть всмятку? Наконец, он наносил решительный удар, отламывал верхушку яйца и... если яйцо было сварено "в мешочек", то он, вожделея, погружал ложечку в мягкую вязкую глубину яйца, бережно извлекал влажно блестящий нектар и едва ли не дыша, нес ко рту. Последующие ложечки следовали одна за другой благоговейном в молчании, и уж затем поглощался весь завтрак, а мистер Пим был бодр и благодушен хотя бы до обеда.
Если же, к несчастью, яйцо было сварено вкрутую, мистер Пим отбрасывал ложечку, отодвигал яйца и тарелки вообще, капризно намазывал на тост апельсновый джем и, громко рассуждая про всеобщую некомпетентность и неблагодарность, поедал его - без чая, и был потом суров опять же - до самого обеда.

Старая Кухарка находила все это капризом и не собиралась ничего менять - мол, яйца это яйца, как сварились - так и ладно. Это даже неплохо - оставшееся крутое яйцо отлично подойдет для начинки паштета или в пирог. Но молодая Кухарка, а точнее - пока еще помощница на подхвате, имела другое мнение. И, опять же, она была любопытна и знала часы. То есть, как звонят колокола и отбивают часы и четверти - это все знали, но до минут дела не было никому. А вот молодой Кухарке, оказывается, было! Настолько, что она брала взаймы с процентами у Ученика Аптекаря часы. Часы были песочные, забавные: в стеклянной колбе с тонкой талией лежит песок, если песок в вехней части - сыплется вниз. Это все на кухне признавали милой забавой, но не одобряли - смотреть на песок, а не на огонь в печи или на сковородку. Еда сама покажет, когда она готова - а что знает про отбивные или овсянку песок? И Кухарка, как лицо, ответственное за обучение, ругала за часы от подъема до завтрака, а потом еще давала наставление перед сном: мол, надо перенимать рецепты выпечки, а не таращиться на стекло с песком. Особенно уделить внимание экономной выпечке. А то от вкусной один разор: на неделе было несладкое печенье с чуточкой корицы и все были почти довольны и печенье три дня кряду лежало, а как наготовила Молодая Кухарка на свежем масле и с изюмом - так смолотили в обед , к вечеру даже крошки не осталось, куда катится этот мир!
Но помощница Кухарки продолжала печь вкусные печенья (отговариваясь тем, что все точно по рецепту) и таскать одно-другое для Ученика Аптекаря (это были его проценты, из ее доли к вечернему чаю вместо ужина) да приносить разные песочные часы на кухню(нет, чтоб перед сном с ними играться, в своей каморке).
И наступил такой момент, что мистер Пим два утра подряд не имел повода для капризов: яйца два утра подряд приносили сваренными точно "в мешочек" - не крутыми и не всмятку. На третье утро мистер Пим торжественно собрал всех с кухни к завтраку, чтоб раз и навсегда всем показать, как важно, чтоб яйцо было сварено, как ему угодно. Разумеется. он полагал два подряд раза совпадениями и жаждал отыграться за два слишком однообразно благостных утра.
Он придвинул к себе яйца в подставках. Он извлек еще горячее яйцо из подставки, положил на стол перед собой, сосредоточился и крутнул его парой пальцев. Обвел взглядом присутствующих - все скромно опустили глаза. Яйцо, меж тем, весело и бойко кружилось, норовя скатиться со стола. Мистер Пим схватил яйцо и, нахмурясь, водрузил его снова в подставку, не медля более, нанес сокрушающий скорлупу удар. Выдохнув, он все же вскрыл яйцо и... ах, как это было волшебно и странно - вместо повода устроить всем разнос за небрежение и неблагодарность, получить снова безупречно сваренное яйцо "в мешочек"!
В полном молчании при благоговейном присутствии все кухоной челяди яйца были съедены, а потом, после чая, был учинен допрос: почему раньше не все яйца были сварены, как надо?
Тут и раскрылась тайна: Молодая кухарка придумала такую штуку, чтоб варить яйца, поглядывая на часы! Всего выждать пять или шесть минут от закипания - куриное яйцо будет сварено именно так, как заказано. "В мешочек".
Мистер Пим важно покивал головой и был тих и задумчив до вечера. А перед сном повелел приобрести специальные часы для кухни и теперь готовить к завтраку исключительно яичницу с беконом и сосиски.

Жить стало несомненно лучше!

@темы: Фест апрель-май 2015

---

Сказка о Счастливой Долине.

[nolofinve]

Spring-17.
Расскажи мне сказку про море, леса и реки,
Расскажи мне сказку о верной любви навеки,
Расскажи про эльфов, прекрасных и благородных,
И про злобных орков, таящихся в норах горных.
Пусть пути и беды к счастливой ведут развязке...
Пусть воздушный замок не тает хотя бы в сказке.


Название: Сказка о счастливой долине
Автор: nolofinve
Рейтинг: G
Жанр: просто сказка
Размер: драббл (852 слова)

Это была чудесная долина, овеянная ароматами апельсиновых цветов и теплыми ветрами. В ней жили эльфы — иначе ведь и быть не могло. Изящные большеглазые девушки украшали себя цветами, юноши устраивали скачки верхом на лошадях да соревновались в меткости, поражая соломенные мишени тупыми стрелами. Здесь не было холодов и не было бед — так, по крайней мере уверяли все жители долины.
Неширокая, но бурная река отделяла этот мирный край от скалистых гор. Река была границей — никто из эльфов не переправлялся за реку, и никто и никогда не говорил о том, что там могло быть.
А еще жители долины никогда не говорили о своих собратьях иногда таинственно исчезавших из поселений.
Тариэль был очень любопытным эльфом. Река притягивала его, но когда он пытался заговорить о путешествии, его приятели и родичи только качали головами. Даже его подруга Тайри, отважная веселая девушка, кажется боялась реки.
Раз в год темной безлунной ночью долина замирала. Тариэль коротал это время со своим отцом, тихим неразговорчивым эльфом. Он не знал, чего нужно бояться — ведь утром птицы пели так же, как и раньше, и апельсиновые деревья также роняли свои лепестки.
В одну из таких ночей исчезла Тайри...
Эльфы, обычно такие чуткие и жалостливые, словно замкнулись в себе. Тариэль метался по селениям, чуть не загнал любимого коня, но никто не хотел даже говорить об исчезнувшей девушке.
Дома Тариэля ждал отец. Эльф посмотрел на него и внезапно припомнил, что он и раньше видел подобных жителей счастливой долины, грустных, с потухшим взглядом.
- Отец, - сказал он резко, - что сталось с моей матерью?
Тишина была ему ответом.
- Я завтра же переправлюсь за реку и пойду в горы, - сказал Тариэль, - там источник наших бед.
- Этого нельзя делать, - ответил отец резко, - мы превыше всего ценим тишину и покой...
- И платим за это жизнями наших женщин? - спросил сын не менее резко.
- Лучше пусть кто-то один пострадает, чем накликать беду на весь род, - сказал отец Тариэля, - давным-давно было предсказано, что любая попытка изменить что-то в этом мире приведет к несчастьям и кровопролитию.
На следующий день Тариэль перешел реку. Его никто не пытался остановить. Он взял с собой лук и стрелы, наконечники которых старательно заострил.
Долго блуждал эльф скалистыми ущельями. Плоды, которые он взял с собой, скоро кончились, а подстрелить кролика или птицу было жутко и непривычно. Все же Тариэль решился, и следующие несколько дней питался крольчатиной, поджареной на прутиках над огнем.
В конце концов он напал на след странных волосатых существ, которые переговаривались не словами, но звуками. Эльф шел за ними бесшумно, словно тень, и так добрался до ущелья, где жили орки.
Название это словно всплыло из кошмарных снов, произнесенное певучим женским голосом. “Не ходи к реке, малыш, не то орк заберет тебя”. Орки не были страшными, скорее мерзкими с виду. Тариэль, прячась в расщелинах, выбрался наконец к месту, где они держали Тайри.
Ночью он подобрался поближе и позвал ее по имени. Девушка откликнулась слабым голоском. Она рассказала, что орки ее не обижают, и пытались накормить, но есть их еду Тайри была не в силах. Полуживотные даже поклонялись ей и пытались украсить ожерельями из костей животных, но девушка умирала от голода, очевидно, как и другие “игрушки” тварей до нее.
Тариэль подхватил возлюбенную на руки и кинулся бежать прочь. Его заметили — и сзади заверещала и заулюлюкала погоня. Орки были неуклюжи и скоро отстали, но несколько самых упорных все еще кружили между скалами, не желая расстаться с добычей.
И тогда Тариэль осторожно опустил девушку на землю и приготовил лук с острыми стрелами...
Его возвращение в долину вместе с Тайри не прошло незамеченным. У эльфов не было короля, не было и правителей, и редко собирались они вместе. Но на этот раз на большой луг, недалеко от дома Тариэля, пришли все взрослые жители долины.
Старшее поколение укоряло Тариэля. Они сказали, что неосторожный юноша разбудил демона вражды и сражений, и миру в долине пришел конец.
Но молодые эльфы, восхищенные смелостью собрата, решили, что стыдно и позорно и дальше позволять полузверям красть женщин. Некоторые даже предлагали пересечь реку и перебить всех орков до единого. В конце концов приняли решение, будто-бы удовлетворившее всех — на рубеже, означенном рекой, были поставлены заставы, вооруженные боевыми луками.
А Тариэля избрали королем.
Орки пришли снова — уже открыто, с грубыми, кое-как сработанными луками в лапах и с тяжкими дубинами. Их встретили градом стрел...
Десятки лет длилась эта война, эльфы научились ковать мечи, орки тоже вооружились и обрели подобие злобного разума.
Молодые эльфы считали честью служить на рубеже.
У короля Тариэля было пятеро сыновей и красавица-дочь. Один из сыновей погиб в бою во время очередной стычки с орками.
Принца похоронили с почестями. Отец Тариэля обнял загрустившего короля и спросил тихо:
- Скажи, неужели ты не тоскуешь по временами мира и спокойствия?
- Мой сын погиб, но я не боюсь, что моя дочь исчезнет, - ответил король, - а во времена мира и спокойствия у меня вообще бы не было детей, потому что я не женился бы ни на ком, кроме Тайри.
Он посмотрел на реку, берег которой был укреплен по последним правилам эльфийской военной науки, и добавил:
- Возможно, когда нибудь мы и заключим мир с нашими врагами — когда они поумнеют настолько, чтобы это понять.

@темы: Фест апрель-май 2015

---

[adike]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[Лабиринт сказок]

Заявка: Art-Spring8.

Размер: драббл
Жанр: приключения, волшебная сказка.
Рейтинг: G
Слов: 466

Глаза


У ведьмы были зрачки-спирали. Как раковины улиток.
"Так странно, - подумал он, - и совсем не красиво".
Будто услышав эти мысли, она прикрыла веки, пряча водовороты. Но только ему не стало от это легче.
- Итак, - сказала ведьма, - кто это тут у нас? Маленький джинн?
Она стояла у порога дома, цветущие вишни сплели сверху ветви, а метла подрагивала в ведьминой ладони, словно скаковая лошадь.
- Маленький джинн, маленький джинн, - пропела ведьма, - ты пришел, чтобы я выполнила твое желание, маленький джинн?
- Я… Меня освободили. Вы не могли бы подсказать, как добраться до страны джиннов?
Она снова уставилась на него:
- Я всего лишь ведьма садов и виноградников. Я знаю как сварить из лилий - яд, из яблок - варенье. Я не знаю, где твоя родина, маленький джинн.
- Но ты заходи, - сказала она, - я что-нибудь да придумаю. Или хотя бы накормлю.
Когда он ел лепешки и сыр, булочки и мед, запивая молоком, ведьма спросила:
- А что же ты не используешь свою трижды могучую магию, маленький джинн?
На что он чавкая, ответил, что может выполнить только чужие желания, а не свои - таково проклятие джиннов. Ведьма кивнула и завела речь о пауках, о дефицитном жире гадюк, о принцах, которые то и дело объедают груши. Пожаловалась на оборотней - по полнолуниям творят бесчинства в саду, и что их туда тянет?
Маленький джинн слушал - и пил молоко из глиняного кувшина. Оно было холодное и свежее, как облака в стране джиннов.
И когда он допил, ведьма схватила его - и бросила в этот кувшин. Она затолкала джинна - и он зарыдал от боли.
Джинн попытался разбить кувшин, но ведьма уже воткнула волшебную пробку, заколдованную, чтобы глина стала прочной и сохраняла все, что внутри. Когда предательница стала чертить на боках кувшина древние знаки один за другим, то джинн почувствовал, будто это шрамы на его коже появляются один за другим.
После десятилетий рабства - такая недолгая свобода!
Наконец последняя печать была нарисована. Ведьма повертела кувшин - видимо, проверяла, правильно ли написано.
Джинн знал, что правильно.
Что же она ему прикажет? Убить всех принцев? Изгнать всех оборотней? Захочет она золота или славы? Долго ли она будет выбирать три желания? Неужели он проведет долгие года в тюрьме, пропахшей молоком?
Но кувшин открылся сразу же - и он предстал перед своей госпожой.
- Так, - сказала ведьма со зрачками-улитками, - вытри сопли - и марш домой. А там уже - свободен!
И вмиг он почувствовал, где родина: великая страна джиннов, где деревья достигают небес; где властительница всех джиннов славит мудрость Аллаха, танцуя на рассвете; где летающие кони бродят в садах; где в садах цветут рубины и опадают алмазы - его дом.
Когда джинн полетел домой, ведьма смотрела ему вслед. Затем она нашла шляпу, чтобы защитится от палящего солнца, и пошла в сад - закапывать очередную яму, сделанную оборотнями.

Да пребудет с вами Аллах, всемилостивый и всемилосердный.

@темы: Фест арт-заявок весна 2015

---

Стать морем

[Dashiell]

Название: Стать морем

Автор: Dashiell

Рейтинг: PG

Жанр: драма

Размер: мини (895 слов)

Предупреждения: нет. только тоска

К автору заявки: Как видите, я решил одновременно соблюсти условия заявки и представить свое видение истории. Спасибо за вдохновение!

Музыка: Yann Tiersen - Naval

Заявка:

Spring-4. Расскажи мне сказку о древнем маге, столь любившем созерцать море, что со временем стал он неотличим от песка на берегу, и как он обходился с теми, кто приходил насладиться морем по своему разумению на тот же берег, о маге не ведая и тревожа поначалу без умысла.

Что пришла весна, маг заметил сразу. Как только вода едва различимо сменила оттенок, и блики от потяжелевшего, налившегося солнца заиграли ярче, веселее, в его душе потеплело. Легким ветром он огладил лоснящуюся от набегающих волн скалу, прошуршал неслышно еще прохладным песком до самой кромки воды и всем своим существом устремился вдаль, туда, где небо совсем не отличимо от моря. Маг уже давно сбился со счета: годы пролетали, сменяя друг друга, но этот край все так же манил его, будто пробуждая от долгого сна, стоило наступить весне. Он уже и сам не знал, какие дела и мысли привели его в это богом забытое место, но он все еще помнил то самое первое чувство. Мир, в котором не существует горизонта, покорил его и оставил в безмолвии на долгие столетия. Растворившись во всем этом великолепии, маг решил больше никуда не спешить - дела могут и подождать, когда вокруг столько природной, естественной силы, кем-то оставленной без присмотра.

С весною маг пробуждался, не в силах противиться власти очарования, и проводил долгие часы одиночества в созерцании. Но будучи наедине со столь могущественным и в то же время тихим и скромным собеседником, он совсем не чувствовал себя одиноким. Он больше не ощущал себя отдельным, нарушающим гармонию кусочком пазла, всецело слившись с окружающим его простором. Это чувство причастности околдовывало мага сильнее любого заклинания, созданного им самим в лучшие его годы.

Дни складывались в недели, время текло незаметно и спокойно, предсказуемо, по давно знакомым магу законам. Солнце прогрело воду достаточно для вечерних прогулок в набегающих волнах, да и ветер уже не заставлял зябнуть и искать тепла. А спустя еще несколько дней, впервые за долгое, долгое время, маг встретил людей.

Он даже не понял сначала, откуда они взялись. Море выпустило их из своих объятий и явило миру - два темных силуэта на фоне яркой бликующей от солнечного света глади медленно выходили из воды и направлялись к берегу. Став родным домом для мага, берег без каких-либо сложностей впустил на свою территорию двух молодых мужчин, и что-то в душе немолодого уже мага словно оборвалось. Со своего валуна он видел их сплетенные пальцы и странные вытянутые доски, которые они прижимали к загорелым бокам.

Маг не дышал, затаившись, хоть в этом давно уже не было необходимости. Природа милостливо позволила ему породниться с собой, сделала почти неотличимым от себя, и, только хорошо приглядевшись, можно было рассмотреть замершего в неестественной позе древнего мага. И те зоркие, кому бы это удалось, не признали бы в маге старика: сам-то он помнил себя юным искателем, странником с пылающим сердцем, властью своей наводящий трепет на всех, кто встречался на его нелегком пути. Но те лета были давно позади, и хоть время и пощадило его, он был уже немолод - длинные темные волосы тронула редкая седина, выдающая мудрость и опыт, а пальцы вода и солнце испещрили тонкими морщинками. Маг давно не утруждал себя одеянием, и зоркие без труда разглядели бы его сильное, поджарое тело. Будучи не слишком мощным и мускулистым, маг являл собой на удивление органичное существо с достойной мужчины внешностью: грация дикого скакуна, не покидавшего прерий, добавляла ему шарма. Однако тот облик, о которым мы говорим, сейчас был едва различим: его напряженное тело замерло в странном оцепенении при виде людей, уложивших свои странные доски и удобно устроившихся на песке плечом к плечу. Маг почти не мог различить слова, но тихие голоса, от звучания которых он уже успел отвыкнуть, резали слух как что-то неестественное, инородное, каким-то неясным образом появившееся в его маленьком устоявшемся мирке.

Маг вздрогнул и неосознанно сжал пальцы, когда один из мужчин рассмеялся. Ему захотелось вскинуть руки и прикрыть уши, но он не нашел в себе сил пошевелиться. И чем дольше он наблюдал за сидящей на берегу парой, тем сильнее было его желание исчезнуть, испариться и ничего не чувствовать. Ничего не помнить. Не позволить себе вспомнить, что заставило его оказаться в этом всеми забытом уголке на самом краю света.

Тем временем пара затихла, устремив взор вдаль, туда, где совсем не было горизонта, а заходящее солнце опускалось будто в саму воду, пожелав искупаться после долгого и утомительного дня.

Скала остывала. Маг и не заметил, что воздух похолодел. Глядя на двух мужчин, отмечая про себя каждое плавное движение их тел, он все глубже погружался в самого себя, не в силах больше противиться нахлынувшим воспоминаниям, что приносили столько душевной боли, сколько не принесла ему ни одна физическая травма, коих было не мало. Да и все они вместе взятые не смогли бы сравниться с тем голодом по единственному нужному ему существу, существу, которого давно уже не было на свете.

Оказавшись запертым во вновь проснувшейся внутри него липкой пустоте, маг неожиданно ясно осознал, что природа ему больше не помогает; что этот чудесный край, когда-то спасший его от отчаяния предательства и мук разорвавшегося в одночасьи сердца больше не сможет дарить ему покой и радость от наступления новой весны. И в тот самый момент с необычайной легкостью в душе и теле маг поднялся на ноги и, спустившись с валуна, устремился в сторону пригревшейся бок о бок пары.

Они его не заметили; не заметили они и следов, с каждым шагом все явственнее проявлявшихся на песке. И лишь когда легкая тень обогнула их, достигнув самой кромки воды, один из мужчин нахмурился и проговорил:

- Найл, ничего не почувствовал?

Светловолосый проследил его взгляд и покачал головой.

- Наверное, просто ветер... песок в лицо, - добавил первый.

- Наверное, просто ветер, - согласился его друг, не сводя глаз с лишь на долю секунды проявившегося на фоне моря блеклой фигуры, осыпавшейся легкими крупицами к их самым ногам.

---

Акт творения

[Lockbi]

Заявка: Spring-7. Расскажи мне сказку о пользе внимательного глаза и чуткого уха, про радость учебы у Мастера самой высокой учености, создания Невиданной Полезной Штуки, от которой всем будет жить лучше.
Размер: драббл, ворд сказал, что слов в нём 666
Жанр: производственная новелла
Рейтинг:

R

G
Предупреждение: буквальность и последовательность - наше всё.

Конкурс на место ученика – пять человек. При том, что в замке Мастера конкурс тоже был немаленький – по трое на один стул в гигантской продуваемой сквозняками столовой. Так они и трапезничали – в три смены. А учеников всё набирали и набирали. Недавно в кельях стали шептаться, что кого-то из учеников переведут к плотникам, делать новые стулья. Кого именно – шептуны не уточняли, поэтому едва не начались волнения, которые были пресечены гильдией подМастерьев.
подМастерья – это особая группка учеников, не то наиболее опытных, не то наиболее умелых, не то просто наиболее гордых. подМастерья во всём хотели уподобиться мастеру, а более всего – его власти над своими учениками. подМастерьями они называли себя тайно, ибо в договоре о приёме было сказано, что взяты они на службу учениками, а никакими не помощниками Мастера, ибо Мастер один и неизменен, да будет так.
Некоторые, может быть думали, что всякий, вошедший в ворота замка Мастера, попадает в лапы какой-нибудь коварной секты. Что они участвуют в тайных кровавых ритуалах поклонения Мастеру, которого никто никогда не видел. И что никто не никто не может вырваться из его невидимых лап.
На самом же деле, не так. А то, что не видели учеников, покинувших Мастера, так это потому, что выходили они не из ворот, а через заднюю калитку, куда приходили работники из лавки мясника и бродячие торговцы фруктами (зелень ученики выращивали сами, а рыбу ловили в подземном колодце).
А попасть в кабинет Мастера вовсе мог любой желающий, а не только подМастерья, как те сами распространялись. Достаточно было лишь подняться в башню и испросить разрешения у дежурного ученика, который подметал под дверь Мастера (очень древний и важный ритуал, смысла которого никто не помнил, Мастер в договоре предписал это, да будет так).
В повседневные же обязанности учеников помимо наведения порядка, работы на огороде, налаживания замковой канализации, приготовления трапез, облагораживания призамкового рва, ловли рыбы (для кухни и для развлечения), торговли с поставщиками, тайных собраний, подметания порога входило творение. Творить должен был каждый ученик, повелел в договоре Мастер, да будет так. Цель творения была прописана в договоре отдельно и вроде бы была у каждого своя, но точно никто не знал, ибо кто-то молчал, а кто-то отшучивался, мол, требуется «сотворить кумира по образу и подобию своему».
Поэтому ученик № CXII и пошёл к Мастеру. Другой ученик, взмахивающий метлой над порогом, послушно посторонился – только некоторые подМастерья отваживались препятствовать вхождению к Мастеру, но скорее из вредности, да и те быстро сдавались.
- Доброго дня, Мастер, - произнёс почтительно ученик.
Мастер лишь на секунду отвлёкся от своего занятия, рассеянно кивнул. Он продолжал заниматься собственным творением, перешагнув, кажется последнюю грань, отдавшись разрушению... Ученик тряхнул головой, отгоняя ненужные мысли. Ему было положено творить, а не размышлять.
- Мастер, я думаю, я близок. Я создал...
- Штуку, - перебил его Мастер.
- Штуку, Мастер, - покорно согласился ученик.
Мастер оживился. Он вытер руки, отложил нож и подошёл ближе к ученику своему.
- Ты точно создал Штуку? – сверкая взором, спросил он.
- Мне кажется, да, - кивнул ученик. – Но я не вполне уверен.
- Это легко проверить. Эта штука принесла тебе пользу?
Ученик задумался, закатил глаза. Мастер тут же сник, заметив нерешительность ученика.
- Она могла бы, я думаю, - пробормотал он, пытаясь снова зажечь взгляд Мастера. – Если бы вы, Мастер, обратили на меня...
- Да-да, - снова перебил Мастер, махнув рукой и возвращаясь к своему занятию.
Он взмахнул рукой с зажатым ножом, затем что-то кинул ученику. Тот поймал, прижал к груди. Коротко поклонился и попятился к двери, натолкнувшись спиной за порогом на другого ученика. Только когда дверь закрылась, он разжал ладонь, любовно осмотрел свежеотрубленное ухо. Сам Мастер его отсёк. Во время собственного творения. Ни у кого из подМастерьев больше такого нет, второго. А у ученика CXII ещё и глаз есть, в скляночке. Он по поверьям подМастерев, дарует внимательность.
Ученик шёл, прижимая ухо к груди, позволяя ему слушать стук сердца, думал, как получше проткнуть, чтобы вдеть суровый шнурок, а взгляд блуждал по каменным стенам, обклеенным плакатами с призывами мастера: «Штуки созданы для пользы, как ученики – для творения», «Принеси пользу – создай Штуку», «Будь с Мастером ради всеобщей пользы», «Невиданный – значит полезный» и «Сотворил – не показывай!»...

@темы: Фест апрель-май 2015

---

Что видела Люси на чердаке

[Лабиринт сказок]

Написано на: Не заявка. а так, имитация: /пусть мозги будут в полной прострации, /пусть томятся тела от безделия,/ лишь ручонкам нашлось для веселия - /нитка бус, что потеряны феей,/ глаз от куклы, что слепо глазеет,/и сундук. Из того сундука /сказку вытащишь наверняка./ Но тогда уцелеешь ли сам - /ни полслова подсказки не дам!
Бета Mr.Chaffinch, Только сказки
Автор желает сохранить инкогнито
Размер мини

Яркий полдень, жарко и нельзя шуметь — взрослые отдыхают. Люси точно знает местечко, где можно побыть, никого не тревожа, — на чердаке. Если нет никаких поручений и никто не вспомнит про уроки, то можно тихонько ходить между ящиками и корзинами, заглядывая в них ради необычных загадочных вещей, каких не бывает в комнатах или на кухне. Самое большое искушение — найти себе кусочков и лоскутков, чтоб можно было сделать куклу. Кукла, красивая и нарядная, с локонами и в шляпке, нужна была Люси до слез, так, что и высказать нельзя — и все потому, что у всех знакомых девочек куклы были, а у нее все не было. И оказии получить не предвиделось. Люси устала делать вид, что ей безразличны игры напоказ с куклами. Втайне она даже не понимала этих кукольных страстей, но развязная манера кукловладелиц встречаться и болтать о своих куклах, будто о настоящих дочках, вроде бы делавшая этих девчонок умнее и взрослее, бесила.


Люси же просто любила собирать красивые перышки и складывать их в конверты или сушить понравившиеся ей листики в старых газетах. А еще можно было делать домики из коробок из-под конфет, сигарет и совсем неведомых непахнущих вещей. Красивые просторные домики, которые было так легко наполнять мебелью из спичечных коробков, флакончиков из-под духов, расстилать в них ковры из лоскутков и населять их благоразумными стройными обитателями-цветами.


Кукловладелицы смеялись над домиками и норовили будто невзначай, расправляя юбки своей куклы или проталкивая коляску с очередным раскоряченным пупсом, разрушать стены этих жилищ. Очень хотелось дать как следует кулаком по нахально гримасничающей физиономии с жидкими косичками по бокам, но старшие снова и снова говорили: "Кто умней, тот и уступит," — и опять Люси приходилось уступать, а нахалки оставались не самыми умными, зато в явном выигрыше.


Итак, улучив момент и улизнув из детской, можно побывать на чердаке. Главное — вовремя вернуться.

На чердаке Люси видела воротник без пальто, очень мягкий и шелковистый, будто из меха, но очень-очень короткого и ярко-синего; видела поблекшие плюшевые шторы удивительного коричнево-красного цвета; там были одежки с рукавами в рядах мелких прехорошеньких пуговок, каждая из которых разом напоминала цветок и пирожное, — такие были нежные, пышные и розовые, что удержаться и не приложить к себе, не погладить просто нельзя было. Но все это было очень большое, так что, погладив и навосхищавшись, Люси аккуратно возвращала все на место и прикрывала крышки на коробках и сундуках.


Сейчас она шла тихонько-тихонько, чтобы не было слышно ее шагов в столовой внизу, пробираясь к самому удивительному их хранилищ чердака — к комоду. Там, в больших ящиках с тяжелыми латунными ручками, наверняка лежали сокровища несказанной красоты. И вдруг под ее ногой загремело и одновременно раздался звук вроде чиха. Люси замерла, в ужасе ожидая, что сейчас на шум придут большие, и наступит конец ее похождениям по чердаку. Однако все уже стихло.


Совсем рядом с комодом, у самого уголка, лежал шарик. Люси присмотрелась и чуть не вскрикнула: это был глаз! Глаз от куклы — с роскошными ресницами, с подведенным веком, замечательная вещь сама по себе; а ведь к тому же это может означать, что и кукла, настоящая кукла, где-то совсем близко! Едва не бегом Люси кинулась к глазу, подняла его и завертела в ловких пальчиках. Холодный фарфор шарика, очень нежные упругие реснички — одна беда: совсем не было цветной части, яркой радужки. Но Люси решила: если есть глаз, остальное тоже найдется, надо только поискать — и отважно шагнула за угол.


Там и в самом деле сидела кукла — большая, с локонами, с одним глазом, одетая только в нитку бус. "Мне везет", — решила Люси и подошла ближе. Только тут она разглядела — кукла была прислонена спиной к небольшому сундучку, вроде бы, запертому на замок. Сбоку из-под крышки выглядывал кусочек ткани, очень похожий на оборку кукольного платьица.


Если Люси дать запертый ящик и время, она обязательно откроет любой замок и выпотрошит все интересное из ящика — так было уж много раз, и сегодняшний случай не стал исключением. Немного повозившись с замком, чуть-чуть подумав, а потом применив очень кстати подвернувшиеся длинные узкие железки, названия которых Люси, конечно, не знала (она же девочка), она смогла выдернуть наружную часть замка, после чего удалось отжать и его язычок. Не задумываясь насчет того, как будет запирать сундучок обратно, Люси торопливо стала поднимать крышку, предвкушая изобилие запертых красивых вещичек и лоскутков. Хотя бы взять кусок побольше, прорезать дырки для рук и завернуть куклу, подпоясать поверх лентами — и готов наряд. Так примерно думала Люси.

Сундук открылся и раздался звук, похожий на вздох. Люси вздрогнула, а потом вдруг ощутила, что падает в ящик, и скорее выставила вперед руки.

Она упала в душную темноту на что-то мягкое. Внезапно рядом кто-то завозился, шурша как будто шелком. Потом чихнул. Вспыхнул тускловатый зеленый свет — и Люси увидела сначала острые мелкие зубки, а потом рассмотрела все маленькое, ростом по колено самой Люси, зубастое существо — нарядную фигурку в пышном платье с оборками и с цветами, при высокой прическе.

Существо было явно не слишком довольно тем, что видело:

— Ты, конечно же, не захватила мои бусы, — обвиняюще пропищало оно, — маленькая глупая девочка!

Люси такое обращение не понравилось, и она даже хотела сначала отвернуться и задрать нос с самым гордым и умным видом, на какой была способна, но сообразила, что этого никто не заметит и не оценит. Поэтому она тут же перешла к делу:

— Где я и кто ты?

— Ты в сундуке, — надменно пропищало создание, поправляя маленькой когтистой лапкой цветок в прическе, — чтобы сидеть здесь до скончания веков или пока не найдется кто-то поумней и не принесет сюда мои бусы.

— Те бусы, что надеты на куклу? — уточнила Люси. Вопрос, как называть и чего ждать от создания, стал не очень важен: понятно же, что это очередная девчонка, пусть она даже светящаяся и маленькая, раз так озабочена бусами, что сама выбраться из сундука не сообразит.


Люси деловито принялась оглядываться. За пределами круга тусклого света, исходившего от нелюбезной острозубой соседки, было совершенно темно. Пришлось пошарить руками по сторонам, потом рискнуть все-таки отвернуться от соседки и сделать очень осторожный шажок в сторону. Под ногами что-то легко проминалось и чуть шуршало. Впереди была еще более душная пустота и темнота.


— Эй, куда это ты? — зубастая нарядная девочка подскочила и больно дернула за косичку. — В той стороне много-много всякого тяжелого, которое сваливается и придавливает! Я этот уголок еле-еле расчистила, а ты хочешь снова все обрушить?

И она опять дернула Люси за косичку, пригрозив притом, что запросто укусит, если что не по ней.

Люси снова подумала, что же предпринять: поплакать или сделать вид умный и гордый? Толку не предвиделось ни от того, ни от другого.

— Кто тут есть еще? — Люси подумала, что кто-нибудь может знать, как отсюда выбраться, ведь просто сидеть в темноте очень скучно.

— Была тут одна, — ядовито поведала странная девочка. — Как раз она надела мои бусы и попыталась улизнуть! Ты ее видела там, снаружи.

— А тебе было их жалко дать примерить? — Люси бросила это так, по привычке (они с другими девочками часто перебрасывались фразами "А тебе жалко, да?" и "Жадина-говядина" насчет заколок в косичках или красивых носовых платочков с кружевцем, а то и о новой кукле). Девочки злились и обычно долго искали, что сказать в ответ, а Люси успевала уйти, но в этом случае все было не так: бледный свет совсем потух, потом резко вспыхнул — и писклявый голосок проверещал в самое ухо:

— Они мои!!! В них все мое волшебство, все-все!

Люси отскочила, напугавшись яростного голосишки, и, оказалось, не зря: зубы созданьица щелкнули, будто стальные щипцы для сахара. Еще чуть — и острые, похожие на иголочки зубки вцепились бы в ухо. Вот так прыжки у крошки!

— Не может быть, — отступая от кусаки, ответила Люси, — не все! Ты светишься, а так не бывает. Это тоже волшебство.

— Ты слишком глупая, чтобы понять, — топнуло ногой созданьице. — Здесь умеют светиться все, если хватит ума догадаться, как начать.

И она гордо отвернулась от Люси. Той было уже и не до нее: волшебство, значит, есть в ней самой, здесь можно загадать желание — и все получится. Люси для верности крепко зажмурила глаза, очень просительно сложила ладошки, как будто. выпрашивала разрешения поиграть одной, и от души пожелала, чтобы вокруг нее стало светло. Очень осторожно приоткрыла один глаз, затем - второй... Ничего не изменилось. Расстроившись, Люси громко крикнула в пространство: "Хочу свет!" — и тут же стало светло.

Она очень обрадовалась такому обороту и поскорее огляделась, соображая, как бы выбраться из сундука.

А посмотреть было на что: кругом высились горы разных вещей, все они были из ярких тканей, разрисованные такими затейливыми узорами, что Люси и представить не могла, на ком бы и по какому случаю столь роскошное и красочное одеяние могло бы быть надето. Там листочки и цветочки, вышитые золотом, изгибались и скручивались в невероятные силуэты линии; а иная ткань была словно крыло бабочки — вся в мелких пятнышках, вместе выглядевших красивее цветка. У Люси даже голова закружилась от такой пестроты и новизны! Ей показалось, что все узоры и рисунки постепенно стали как будто крупнее.


Сообразив, что надо хоть как-то продвигаться к стенке сундука, Люси принялась карабкаться по тканям и сверткам из одежды вверх. Сначала даже боязно было наступать на такую красоту, но делать было нечего, — и Люси, убеждая себя, что туфли у нее чистые и она сама маленькая, упорно двигалась вперед. Запыхавшись и начихавшись, она наконец достигла стенки сундука. Стена оказалась невероятно высокой, верхний ее край терялся в темноте. Сама она была обита изнутри плотной темной тканью и оттого непроницаема для света: а Люси так надеялась, что найдет хотя бы щелочку и посмотрит наружу!

Пощупав ладошками стенку и потыкав в нее пальцами (твердая, не поддается, и щелей точно нет!), Люси села и задумалась, как теперь быть. Вдруг снизу раздалось пыхтение - и рядом с Люси на гору вещей взобралась уже знакомая зубастая злючка. Однако кое-что в ней изменилось: она подросла и больше не кажется крошкой. Стала почти в половину роста самой Люси. Вылезла, довольно оглядела Люси и уселась прямо на свертки тканей. Сидит, молча таращится и ехидно улыбается. Люси это очень не понравилось, и она тут же решила, что пойдет отсюда вдоль стены. Может быть, найдется место повыше, с которого можно будет добраться до вскрытого замка и хоть одним глазком наружу выглянуть!

Люси уже собралась отправиться в путь, когда заметила, что крепко сжимает что-то в кулачке. И как она могла забыть?! Это же глаз куклы, который она подняла еще снаружи, да так и не выпускала все это время из рук! Подняв к глазам кулачок, все так же крепко-накрепко сжатый, она осторожно отогнула мизинец, безымянный палец, средний — и правда, это он, глаз куклы: круглый, подведенный, с упругими пушистыми ресничками. А еще теперь он был зрячим. Смотрел прямо, будто желая что-то сказать. Люси даже оробела немного, но потом подумала, что это, наверное, хорошо. Теперь бы не потерять такой замечательный глаз и вставить кукле снова, чтобы она стала совсем хороша собой. Глаз будто при этом ресницы опустил-поднял, как будто согласился — мол, так и нужно сделать.

В этот момент Люси снова безжалостно дернули за косичку: ее догнала мелкая злючка и принялась выспрашивать: что это в руке, может, бусинка из ее бус? Так пусть Люси сейчас же отдаст!

— Не бусина и вообще не твое, — мрачно ответила Люси. — Если тебе так нужны были бусы, зачем ты их на куклу повесила и снаружи оставила?

— Я не оставила, — скривившись и заливаясь слезами, ответила злючка. — Она сама у меня отняла! Зато я такое заклятие наложила, такое!..

— Что за заклятие? — полюбопытствовала Люси, раздумывая, что, конечно, злючка очень неприятная и грозилась укусить, но когда плачут — всегда плачущих жалко.

— Очень серьезное.

Злючка вытащила из потайного кармана самый настоящий платочек с кружевцем и промокнула глаза, как взрослая дама, потом расправила юбки, села и принялась поправлять цветы в прическе. После таких приготовлений она еще как следует повздыхала и наконец сообщила, что сейчас расскажет страшную историю про эту самую куклу.

— Я совсем не виновата, потому что первой начала кукла. На ней были очень симпатичная юбочка, жакет и накидка. Я захотела такие же и попросила у нее поносить. Ненадолго — всего на денек. Эта хитрюга согласилась дать одежки в обмен на мои блестящие бусы. Все было хорошо: мы нарядились, и каждая отправилась искать, куда бы пойти в гости. Но прошел весь день, а гостей ни одна из нас не нашла. И мы встретились снова. Я попросила куклу вернуть мои бусы, но она сказала, что я первой должна отдать накидку. Что же, я отдала. И тут эта коварная злодейка говорит, что сейчас все смотрится как нельзя лучше, поэтому она сбегает сию минуту в гости, пока весь наряд на ней! И побежала, да так, что я и за край накидки ухватить не успела. Но зато на ней были мои волшебные бусы, и я успела наложить заклятие, — тут злючка приосанилась и заговорила с особым выражением, — "С каждым шагом, удаляясь, обязательно теряешь в росте, красоте, одежках — и от жизни понемножку!". Чтоб неповадно было ей, обманщице! Заклятие, похоже, сработало — но что толку, раз из сундука она выбралась?

— Кукла выбралась, значит, и мы выберемся, — обрадовалась Люси. — Наверное, она сделала лестницу из вещей и по ним добралась до крышки!

— Ну-ну, давай, складывай лестницу, а я посмотрю, помогать не буду, — с довольным видом заявила злючка. — Потому как мне не полагается. Я меньше тебя!

— Меньше, а платье носишь, как у больших, — заметила Люси. — И прическу, и платок в кружевах. Ты помогай, а то до куклы не доберешься и бусы свои не вернешь.

— Нет уж! — Надулась злючка. — Я фея. Мне самой помогать не полагается. Вот когда я буду тебе должна, тогда ты помощи попросишь, а я, может, и поспособствую. А так — все равно не могу. Без волшебных бус никак не могу, нельзя!

Люси подумала, что в сказках из книг с картинками, которые ей читали взрослые, выходило про фей немного не так: маленькие и впрямь были вредные, зато с крылышками и мастера танцевать, а которые выросли — те помогали, особенно несчастным героям или героиням. У нее фея не такая маленькая и без крыльев, так что веселья не дождешься, и помогать еще не доросла, хоть и вырядилась.

Люси шла и шла вдоль стенки. Она устала, ей хотелось плакать. Может быть, она даже пропустила полдник. Едва ли не впервые пожалев о полагавшемся холодном молоке с размокшим печеньем, она упрямо продолжала идти. Иногда хотелось сесть на большой рулон ворсистой теплой ткани или завернуться во что-нибудь полупрозрачное и невесомое. Иногда становилось страшно — вдруг она так будет идти, идти и никогда не дойдет даже до угла сундука? Хотелось ныть и жаловаться, что было, очевидно, бесполезно, и Люси шагала молча, изредка поглаживая ладошкой попадавшиеся по пути особенно красивые вещи и обводя пальцем завитки узоров. Дорога постепенно начала подниматься, рулоны и штуки тканей, сложенные стопы вещей налегали друг на друга, и теперь каждый шаг давался с некоторым трудом. Но Люси воспряла: значит, она правильно догадалась и вещи лежат кучей. Может, удастся дойти до самого края сундука, добраться под крышку, а там уж Люси сообразит, как ее открыть.

Люси даже заспешила, так хотелось ей поскорее у выбраться из темноты и духоты, пусть даже и волшебной, с настоящей феей. О ней Люси тоже думала: и про то, как рост у феи изменился, и про то, что сначала в обмен на чудесную помощь надо, оказывается, что-то нужное фее припасти. Думала она и о том, чего бы ей, Люси, самой от феи понадобилось — и все выходило, что обычные сказочные подарки Люси не пригодятся. Туфли хрустальные сразу носить не дадут, а когда она вырастет — малы будут, наверное; карета ни к чему, особенно сроком только с позднего вечера до полуночи; принцы живут в сказках, и с ними тоже бывают всякие неприятные вещи — то в быка обратят, то в лягушку. Значит, и думать про подарки пока нечего, — так решила Люси. Тем временем вокруг нее стали появляться свертки из тесьмы и кружев, пришлось идти по ним да всяким ворохам ниток для вышивки, карабкаться вверх. Так Люси наконец оказалась под самой крышкой сундука.

Она заметила, что стоит у самого замка — очень удачное место: проникает немного света с чердака, и видно все даже без волшебного света, можно попытаться хоть выглянуть, хоть позвать на помощь.

От последней идеи Люси тут же отказалась: если что-то откроет сундук снаружи то либо сам свалится и ее, Люси, собьет вниз, либо отругает на все корки за самовольство (взрослые всегда так). И Люси приникла к образовавшемуся на месте вынутого замка оконцу. Оно было слишком маленьким, чтоб протиснуться самой Люси, но все же позволяло чуть-чуть оглядеть пространство за пределами сундука: несколько запыленный угол комода, корзину с разномастными тарелками от давно побитых сервизов, а совсем рядом, у края замочной скважины виднеется локон той самой куклы. Люси просунула руку в отверстие и попыталась дотянуться хотя бы до чего-нибудь. Коснуться удалось только волос куклы. Волосы показались жесткими и упругими. Люси даже подумала: вдруг это поможет выбраться? Потянула за пару волос посильнее...

— Ты чего дерешься?

Голос был низкий и будто слышался издалека. Люси от неожиданности отдернула руку — и вовремя: рядом с волосами мелькнуло что-то белое и большое. Наверное, кукла рукой взмахнула. Не успев как следует удивиться, Люси торопливо заговорила в оконце:

— Кукла! Ты, оказывается, тоже живая?

За стенкой тяжко зашевелилось большое тело, потом все оконце заслонило нечто белое. Люси догадалась — это кукла пытается разглядеть, кто говорит, и приложилась слепой безглазой частью лица.

— Ты хочешь играть со мной, кукла? — напористо спросила Люси.

Пустая глазница отодвинулась, после шороха появился зрячий глаз, большой и с пушистыми ресницами, с подводкой, наверное, пара тому, что Люси все еще держала в кулачке.

— А ты меня будешь опять раздевать и выковыривать глаз? — пророкотало снаружи.

— Я тебя наряжу! — крикнула Люси, соображая, как быть дальше. — Даже глаз подарю. Хочешь?

— Все вы так, обещаете только...

И, как и следовало ожидать, кукла принялась жаловаться: жила она, дескать, очень неплохо, при красивых одежках и кукольном чайном сервизе, все сидела на стуле и гостей ждала, а однажды пришла в гости к ней другая кукла, завернутая только в тряпочку, разве что бусы были поверх ткани яркие и блестящие — да и упросила дать поносить юбочку в обмен на бусы. Кукла опростоволосилась — нашла сначала свою другую юбочку и принялась снимать первую, в этот момент нахалка бросила в нее бусами, подхватила одежки и была такова, а бедную куклу вышвырнуло неведомой силой из ее кукольного уголка: без одежды в одних страшных бусах.

Люси не впервой было слушать, как подружки жалуются друг на друга и приговаривают: "Давай мы с этой водиться не будем". Притом они-то потом обязательно снова сговорятся вдвоем против Люси... Терпеливо дождавшись паузы в жалобе, она вставила свое предложение:

— Давай так: у меня есть твой глаз, я его нашла. И ты меня отсюда достанешь вместе с этим глазом.

Люси очень надеялась, что скоро-скоро ее приключение закончится, но кукла тут же заныла, что она маленькая, всеми обиженная и сил у нее, чтобы поднять крышку сундука, не хватит.

Именно в этот момент за спиной Люси раздалось утомленное пыхтение и писклявый голос знакомо произнес:

— А, ты здесь с ревой-коровой разговариваешь?

Люси совсем приуныла: от одной никакого толку — и от другой не больше. А сейчас они как начнут вместе болтать!

— Эй, ты, глупая плакса, если ты такая правильная, иди сюда и расскажи, как было дело! — сияющая феечка буквально искрами сыпала от злости.

— Это ты, это ты все врешь! — бубнила кукла снаружи, будто бы даже всхлипывая и шмыгая носом от жалости к себе. — Расскажи все про свои противные бусы, как ты их обманом даешь!

Кукла и феечка кричали все громче, каждая начинала с "а ты!", и вот уже снаружи по сундуку заскребли куклины руки, а феечка буквально взмыла под самую крышку и пища от ярости и натуги, принялась толкать крышку изнутри. Люси быстренько подкатила скученные в трубочку ленты к стенке и тоже, взобравшись еще выше, подпихнула крышку сундука и схватилась за край, чтоб выскочить, едва крышка станет приподниматься.


Вдруг Люси будто мягко подняли и перенесли куда-то в совсем другое место: там было тихо, пахло сушеными травами от моли, и перед ней оказалась большая корзина с разными тарелками и розетками из старых сервизов. Люси посмотрела вниз: у старого небольшого сундука сидела невероятно нарядная кукла, улыбавшаяся большим ярким ртом с острыми мелкими зубами. Глаза куклы смотрели требовательно и зло прямо перед собой, оба были на месте.

Люси потихоньку на цыпочках стала отступать из этого уголка чердака, стараясь не упускать из виду нарядную куклу и очень надеясь, что на сегодня приключения закончились. И только когда она добралась до лестницы, чтобы спуститься вниз, то заметила, что по-прежнему держит в кулачке глаз другой куклы. А бус на той, нарядной, нет!

Люси вздохнула и решила про себя, что приключения подождут. Глаз она обязательно вернет, вот только поужинает и все такое, а уж завтра непременно продолжит начатое дело.

запись создана: 07.04.2015 в 22:11

@темы: Фест апрель-май 2015

---

Сказка о любви

[Lockbi]

Заявка: Spring-6. Расскажи мне сказку современную, жёсткую, без романтики. В сюжете смешай две истории, очень разные. Как коньяк с вишнёвым соком. Пусть в этой сказке будут Золушка-Кай и Принц-Герда. И холодное море со льдинами и с нерпами, выныривающими рядом с катером. Или рядом с драккаром, выбирай сам. Золушка-Кай пусть работает аудитором в Кей-Пи-Эм-Джи, а Принц-Герда - историком-реконструктором в Музее средневекового быта. А каретами в этой сказке станут ночные трамваи и венецианские вапоретто. Не забудь Фею-крёстную, она же Снежная королева, и Пажа-Маленькую Разбойницу, и пусть Паж гоняет на мотоцикле в команде байкеров. В этой сказке не будет конца, потому что всё вернётся к началу и замрёт, готовое снова сбыться.
Размер: драббл, до 1000 слов
Жанр: о любви?
Рейтинг: G
Примечания:

Уважаемый автор заявки

Уважаемый автор заявки, в попытках выяснить, должны ли эти персонажи быть каем и гердой, но только не настоящими, а просто потерянными и спасаемыми и ищущими-спасителями, я ничего не поняла. Поэтому, если в исполнении оказалось не то, чего вы хотели - значит, вы неправильно хотели, что я могу сказать.
Примечание два: для автора исполнения аудитор - это человек, который проводит аудирование на олимпиадах по английскому, если что.

Ровно в полночь белый халат превратится в дорогую кожаную куртку, мягкие бежевые кеды – в гриндерсы, а унылая дребезжащая «карета» с застревающими в стыках между кафельными плитками колёсиками – в синий БМВ. Может, при выдаче фей-крёстных произошла какая-то ошибка и за этот конкретный экземпляр расписались не в той колонке? Может, всё дело в неправильно подобранной обуви? Поди потеряй такую... Или «санки» слишком мощные? Их нет нужды привязывать к чужим саням, и так едут быстро. Или нужно перестать покупать одежду в фирменных магазинах – с такой курткой нет никакого шанса замёрзнуть хоть какой-нибудь частью тела, даже кожей, не говоря уже о сердце...
Каждый день, каждый завтрак (модные нынче чечевичные лепёшки из лучшего вегетарианского магазина, что в соседнем квартале), каждый обед (фасоль со свининой и салат с зелёным горошком), каждый вишнёвый десерт, каждое мытьё рук безвкусным мылом с белыми розами на этикетке – каждый раз мысль: как он умудрился потерять даже ту холодную принцессу, королеву снежно-чистых простыней?

Люди делятся на тех, кто предпочитает голубей, любит (любила!) говорить она и тех, кто уважает воронов. Приспосабливаешься ты в любом случае. Но в первом тебя считают символом мира и добра, вот только «летающей крысой», глупым паразитом, готовым променять свою оливковую ветвь на первый же кусок заплесневелого хлеба, а в другом птицей умной, умнее говорящего попугайчика, и в то же время – трупоедом, падальщиком, ждущим возможности поглумиться над павшими воинами чужих устремлений...
Всегда приходится выбирать, говорит (говорила!) она: голубь или ворон, отбросы или падаль, кошелёк или жизнь. Даже когда нет выбора, когда такси, где ты едешь, подрезает чёрный наездник в тонированном забрале, убивает водителя, вытаскивает через окно твою секретаршу, у тебя есть выбор: стать безмолвным животным, позволить связать себя, сковать, позволить отобрать последние башмаки, или – пытаться выклевать нападающему его мёртвые (иначе зачем прятать!) глаза, спрятанные за зеркальным шлемом, и слышать собственные хриплые крики, наблюдать, как отражение твоего тела превращается в руины, в удобрение для сада...

Слишком уж хорошо он научился складывать разные осколки. Другие говорят, что его «сборка» лучше «заводской» будет, что после такого «кузовного ремонта» (а иногда и замены конечностей и прочих комплектующих) можно хоть до вечности дотянуть.

В приёмном отделении с неё сняли единственный красный туфель на восьмисантиметровом каблуке (судя по окровавленности разутой, но целой, ноги и суеты вокруг второй «скорой», страшно подумать, где нашёл пристанище другой каблук), вынули из рук «меч» с жидкокристаллическим экраном, коим рыцарь разил жестоких сводных сестёр, а дальше...

Руки (без запаха белой розы), волосы (гладко зачёсаны под шапочкой), осколки стекла (на своём месте, перед глазами) – всё это он любит не меньше, чем складывать хладные кусочки в целого человека.
Вот ещё один «благородный рыцарь», спаситель и защитник обездоленных сироток, каратель злых отчимов. У рыцаря – льняные кудри и голубые глаза. Единственные, чьи сердца растапливает взгляд этих глаз – судья да прокурор. А для свидетелей, присяжных и адвоката обвиняемого «воин без страха, упрёка и инстинкта самосохранения» - твёрже заполярных ледников и скользше стен ледяного дворца. Видимо, отморозок с битой и фантазией ни разу не присутствовал на судебных заседаниях из разряда «народ против любого, кто обидит ребёнка» - у рыцаря десять переломов и на два целых органа меньше.
Но будет лежать уже через несколько часов в палате, видеть во сне цветы, деревянных солдатиков, Бемби, или что там видят во сне склонные к альтруизму барышни, а провода капельниц и электронных приборов сплетутся вокруг в защитные руны.

И не будет никого, кто наденет потерянную туфельку на незагипсованную ножку героической правозащитницы по делам несовершеннолетних (ну разве что какой-нибудь коп стащит её из отдела хранения улик). И никто ни слезинки не прольёт над доктором, замерзающим дома под контрастным душем (ну разве что очередная королевна с гладкой, без единого солнечного пятнышка, белоснежной кожей укутает его любимым пушистым полотенцем).
Потому что, что же может быть интересней, чем спасение похищенных детей, раздельное питание, кольцевание птиц в императорском заповедном лесу и вдыхание запаха золы возле прогоревшего камина?
Только выклёвывание глаз сводным сёстрам (иногда и голуби на это способны!) и складывание нового паззла из покалеченных тел на операционном столе.
Какая уж тут любовь.

@темы: Фест апрель-май 2015